— Я бы с удовольствием, но труба зовёт. Завтра вылетаю в Ташкент.

Она разговаривает нормально вроде, правда выглядит немного странно. Глаза красные, говорливость повышенная и…

— И что это за труба? — чуть настораживаюсь я.

— Ну, труба, да труба, как обычно, ничего нового.

— И надолго ты? Пытаюсь я оценить истинные цели её поездки.

— Не знаю, — смеётся она. — Риск дело такое, полностью просчитать нельзя, тем более, сейчас нужно будет брать действительно большую партию.

— Насколько большую? — хмурюсь я.

— Ну, полцентнера одного и ещё попробовать раздобыть полцентнера другого.

Твою дивизию! Сердце ухает. Вот ведь ненасытный Ферик.

— Это для кого такой объёмчик?

— Для дяди, ой…

Она прикрывает рот ладонью и виновато смеётся:

— Не для дяди Ферика. Для другого дяди. Слушайте, а расскажите про дачу Брежнева на море.

— Для какого другого дяди, Айгюль? Давай-ка колись! Всё равно уже проболталась…

11. Куда приводят мечты

— Ну, нет, — мотает головой Айгюль. — Нет, не скажу больше ни-че-го! Вы лучше расскажите. Про озеро там и всё такое. А ещё намного интереснее — про похищение и воздушный бой.

— Тебе же самой хочется, — говорю я, пристально вглядываясь в её глаза. — Ну, так давай, поведай миру, открой тайну, я всё равно уже понял.

— Нет, — крутит она головой. — Ты ничегошеньки не понял, Бро.

Давненько меня так не называли. Бро.

— Итак, где ты будешь герыч искать?

— Чего? — поднимает она брови.

— Some strange music draws me in. Makes me come on like some heroin. Патти Смит, два года песне. Не слыхала?

Она чуть прикрывает глаза и улыбается.

— А давайте музыку послушаем? Есть у тебя эта песня?

— «Танцуя босиком» называется. И нет, этой песни у меня нет. Песня, которая у меня есть тебе хорошо известна. Я тебе её уже исполнил, и называется она «Сообщи мне подробности сделки».

— Нет, — улыбается она и мотает, мотает головой. — Эту песню пусть тебе дядя Ферик споёт. А мы будем тан-це-вать, в конце концов? Это композиторский дом или нет? Давай, что там у тебя? «Дым над водой», «АББА», «Бони М»? Поставь уже хоть что-нибудь.

Айгюль вскакивает с места и убегает, судя по всему, в гостиную.

— Такое чувство, — шёпотом говорит Наташка, — что она немного подшофе.

— А-а-га, — киваю я. — Подшофе. Практически. Только не от алкоголя.

— Ты… ты думаешь, что она… — Наташка таращит глаза.

— А ты что, не слышала про такие вещи, как наркотики? Хорошо если лёгкие, а то ведь может статься, что угодно.

Из гостиной доносится музыка. Довольно громкая, надо сказать. Мы идём туда, как крысы на звуки волшебной флейты. Айгюль отжигает, демонстрируя пластичность и гибкость фигуры, а также завидное чувство ритма и хореографическую изобретательность.

Голые руки и ноги, смуглые плечи, едва прикрываемые тканью лёгкого тонкого платья, мелькают как на сцене. Кордебалет телевидения ГДР отдыхает.

Багэма, багэма мэма, ансамбля нет на свете лучше Бони эма.

— Я каждую ноту отдельно чувствую, — восхищённо сообщает она, и, судя по всему, это у неё совсем не в первый раз.

Айгюль часто подпрыгивает, а вслед за ней подпрыгивает и игла на пластинке, заставляя проигрыватель подстраиваться под ритм её танца.

Я падаю на диван, и Наташка устраивается возле меня.

— Давайте! — призывно машет руками и бёдрами Айгюль. — Потанцуем!

— Иди, Наташ, — киваю я на «танцпол», но Наташка только фыркает и рассыпает пригоршню искринок, срывающихся с её шевельнувшихся волос.

Айгюль переходит к вариациям на тему танца живота и опускается перед нами на пол, затейливо колыхаясь в области груди рвущейся из-под слабой защиты шёлка.

— Ну, что приуныли? — ухмыляется она. — Это же так классно!

Тонарм доезжает до конца последней дорожки, с шорохом уходит к центру и автоматически поднимается. Щёлк. Проигрыватель отключается. Срабатывает автоматика. Япона мама, «Техникс», крутейший звук и солидный вид.

— Итак, — говорю я, когда обессилившая Айгюль садится на диван справа от Натальи. — Какой у тебя план приобретения?

— Ёлки, какой план? — смеётся она. — У меня целый мешок отличного плана!

Она поворачивается на заднице, закидывает ноги на подлокотник, ложится и кладёт голову Наташке на колени.

— И вообще, я спать хочу. И борща ещё немного. План до идиотизма прост. Приеду в Ташкент, надену хаки, возьму отряд, машину и поеду в Афган. Ты знаешь, как это бывает. Буду ехать-ехать-ехать-ехать, точно так же, как мы с тобой ездили в тот раз. По пути заеду к… Нет, к Нематулле не заеду. У дяди Ферика теперь новый друг, Саид. Переночуем у него и выедем к границе. Забашляем погранцам, там у меня дружок сердечный службу тянет, симпатяга и прохвост, круче Остапа Бендера. Он всё устроит. Поторчу там несколько дней и поеду на сделку.

— Неизвестно к кому?

— Ну, иногда бывает известно к кому, а иногда, как в тот раз. Но я же не одна буду а с бандой головорезов. Тогда, конечно, была исключительная история, когда придурок притащил бензопилу. Ну, бомба два раза в одну воронку не падает. Сделаю дело и отправлю всё в Питер, а лаврушники заплатят нам три цены, а то и больше. Это уже дядя Ферик будет с ними рамсить. Что тебе не нравиться? Вся дурь за кордон пойдёт, буржуев травить. Сделка будет в Питере, прям на судне. Чик-чик, вот вам деньги, а вот вам стулья. Народу будет, можешь сам представить, куча. Целая армия. Приедут джигиты, басмачи, может, твоих парней дядька припряжёт. Всё чисто, сделка века, будем в бабках купаться, жрать бабки будем. Только надо съездить и купить. Но это я умею. Сто раз уж покупала.

Она вздыхает и прикрывает глаза.

— Пятьдесят кило — это серьёзный груз, — замечаю я.

— Ну, и я ведь девушка серьёзная. Но, если хочешь, можешь поехать со мной и убить всех плохих… душ… манов, если что…

Язык у неё начинает заплетаться.

— А герыч? В Афгане же его нет, вроде…

— Слушай, Егор, отстань ты! — устало говорит она. — Если беспокоишься, поезжай и помоги.

Наташка слушает это с широко раскрытыми глазами, типа, охренеть, ты ещё и с душманами успел тудэм-сюдэм и наркотой барыжил?

— Беспокоюсь, конечно,