подтверждение моей объяснительной, что рация была выведена из строя по распоряжению вышестоящего руководства.

— Вообще-то с рацией ты самостоятельно перестарался.

— На всякий случай все-таки подпишите. Мало ли что.

— Значит, знаешь, что я не сволочь, Голованов? Знаешь, знаешь…

— Можете и так сформулировать, не возражаю.

— Не возражай. Это сейчас для меня очень и очень важно. Поэтому подпишу…

Попытался сесть. С первой попытки не удалось.

— Помоги… Совсем расклеился с этими событиями. Знаешь еще, почему подписываю? Не знаешь. Хочу, чтобы они все-таки дошли.

На тумбочке у кровати с трудом стал подписывать чистые листы.

— Не воз-ра-жаю… Это ей. Факт имел мес-то… Это тебе. Не возражаю, если в благодарность дашь мне стакан воды. И свет потуши, пожалуйста, голова раскалывается.

Голованов налил и подал ему стакан воды, забрал подписанные листы.

— Потушить свет уже не в моих силах. Рассвело.

Вышел, закрыл за собой дверь, стал медленно спускаться по лестнице.

* * *

— Подписал? — равнодушно поинтересовалась Наташа.

— Со вчерашнего дня ты здесь не работаешь.

— Почему со вчерашнего?

— Потому что они уехали сегодня.

— Мы тут с научным сотрудником поспорили… — вмешался в их разговор Веселов. — Он утверждает, что любовь облагораживает человека.

— А вы что, возражаете? — с показным безразличием спросил Голованов.

— Стал сомневаться.

— Не стоит. Именно эту точку зрения поддерживает большинство классиков русской литературы.

— А вы?

— Не хочу спорить с классиками.

— Поэтому так неблагородно пытаетесь смыться. Очень обидно для мировой литературы. Да еще ее сговариваете.

— Опять вмешиваетесь не в свое дело?

— Пока не вмешиваюсь. Пока только интересуюсь.

— Не стоит интересоваться тем, что вас совершенно не касается, — начал заводиться Голованов. — Я вот не интересуюсь — кто вы, откуда, от кого и куда бежите? Принял на веру вашу версию насчет ресторанного оркестра, поверил тому, что вы неудачник. Поверил даже тому, что вам захотелось порадовать нас цветами, хотя эта версия более чем сомнительна. Придумайте еще что-нибудь — я поверю. Просто мне до вас нет никакого дела.

Несмотря на явно прозвучавшую неприязнь и нежелание продолжать разговор, Веселов все-таки решил продолжать:

— У меня дурацкий характер.

— Тоже готов поверить, — нехотя отозвался Голованов.

— Я действительно иногда лезу не в свое дело.

— Не стоит этого делать.

— Пытаюсь во всем разобраться.

— И этого не стоит делать. Во всем никому и никогда не удавалось разобраться.

— Неудачники, наверное, потому и неудачники, что лезут не в свои дела.

— Похоже, что так оно и есть.

— Она никогда не выйдет за вас замуж.

Неожиданный поворот разговора явно озадачил Голованова.

— Это почему же, позвольте поинтересоваться?

— Я не дам.

— Ты? — удивился Голованов. — Однако… Да кто вы такой, в конце концов?

— Мой муж, — сказала Наташа.

— Кто?!

— Бывший. Из далекого прошлого. Результат взаимной ошибки.

— Что ты в нем нашла? — спросил Веселов.

— Он добрый.

— Кто? Он? — делано удивился Веселов. — Я тоже добрый. Однако ты ушла от меня.

— С тобой мне было неуютно и одиноко. Я все время чувствовала себя намного старше.

— Ты же любишь другого.

— Он отказался от нее! Бросил, забыл! Исчез! Навсегда. Его больше не будет! — сорвался на крик Голованов.

— Будет, — уверенно заявил Веселов. — И нам с вами придется с этим согласиться. И еще нам придется согласиться, как это ни печально, что он лучше нас.

— Можешь соглашаться со всем с чем угодно.

— Не хочу, но надо быть честным.

— Даже если в пятницу он окажется в министерстве, это уже ровным счетом ничего не изменит. Его снимут, растопчут, размажут по стенке!

— Цитируешь этого… Который заявления подписывает.

— Потому что он прекрасно знает, чем заканчивается подобная самодеятельность.

— Он же твой друг. Помоги ему.

— Если ты не полный дурак, должен понимать, что это совершенно безнадежно.

— Я не о дороге, там они сами…

Неожиданно вмешался внимательно прислушивающийся к их разговору Старик:

— Сейчас до середки должны дойти. Может, и проскочут.

— Обязательно, — скопировал Веселов запомнившееся ему любимое словечко Зарубина. — Там ты ему не помощник. Ему другая, насколько я понял, помощь нужна. Там… — он показал пальцем наверх.

— Молиться, что ль, за него? Думаю, там меня и слушать не будут.

— Она говорит, — Веселов оглянулся на Наташу, — что вы талант.

— Какое это имеет отношение?

— Говорит, что у вас собраны уникальные материалы и уже почти готов проект.

— Она преувеличивает.

— Товарищ старший научный сотрудник боится, что если вы предоставите господину Зарубину все эти материалы, вопрос о том, где строить, не будет даже обсуждаться.

— Я, конечно, слышал об этом, но никогда даже не заикался, — вскинулся Ефимов.

— Ну, значит, это тоже она сказала.

— Вы совершенно не в курсе сложившейся ситуации, — устало пробормотал Голованов.

— И тогда его не размажут по стенке, — подвел итог своим рассуждениям Веселов.

— Еще как размажут, — не согласился Голованов. — С одной только небольшой разницей… Меня размажут вместе с ним.

— Боитесь?

— Да нет. Просто все бессмысленно.

— Объясните, если не трудно.

— Объяснять особенно нечего. Все, как всегда было и как всегда будет впредь.

Обращаясь больше к Наташе и Ефимову, он попытался обосновать свою точку зрения.

— В институте я шел на корпус впереди его. Мою дипломную выдвинули на кандидатскую. Но как потом оказалось, она противоречила сложившейся практике.

Он замолчал. Все молча ждали, когда он продолжит. Наконец он снова заговорил:

— Когда-нибудь и вы поймете одну очень простую истину: в жизни всегда оказываются правы не Зарубины, а Пустовойты и иже с ними.

— И поэтому вы сейчас с ними.

— Лично я сам с собой.

— А его пускай размажут?

— Мог бы оставить все, как было. И все были бы довольны и счастливы.

— А кому тогда будет нужен ваш прекрасный проект?

— Прекрасный, говоришь?!

Голованов тремя прыжками поднялся по лестнице и распахнул дверь в свое обиталище. Собрал со стола и полок кучу бумаг, папок, чертежей и стал скидывать их вниз. Бумаги разлетелись по всей заезжей. Наташа сразу же стала их подбирать.

— Какой он прекрасный, если оказался никому не нужен!

Он буквально спрыгнул вниз, топча рассыпавшиеся чертежи и рабочие тетради.

— А это… Это… Хобби… Кроссвордики… Упражнения для серого вещества. Никому не нужные варианты и вариантики. Если бы я передал их в техотдел, стал настаивать, меня бы в два счета выперли бы отсюда. Это мы уже проходили. А поскольку о них якобы никто ничего не знал, раз в квартал мне аккуратно выплачивали премиальные.

Веселов присоединился к продолжавшей собирать бумаги и чертежи Наташе.

— Теперь они Зарубину понадобились. Чтобы он потом, как победитель, пальчиком ее — кис, кис, кис. А потом снова — брысь! Не мешай… Не до тебя… Некогда… Новая стройка, новая драчка, новые слухи. Он