Богиня-богиня-богиня…

Стало тихо, только менее жутко от этого не стало. Я даже голову повернуть боялась — змей было так много, что пески скорее напоминали живое, лоснящееся на солнце черное море, чем сами пески.

— Зато теперь ты, Фелиция, на практике знаешь, чем слышащие отличаются от обычных магов, — спокойно сказал он.

— Наши галлюцинации реальнее?

— Почти, — он не улыбнулся. — И это — не галлюцинации. Это — наша магия. Мы не только слышим зов пустыни, мы способны сознанием перемещаться в Пески. И только мы способны брать из них силу. Правда, до сегодняшнего дня я был уверен, что сделать это можно лишь на грани жизни и смерти, а не просто взявшись за руки.

— Сознанием? — уточнила я, выхватив из его слов самое главное. — То есть, в реальности нас здесь нет?

— Как сказать, — хмыкнул Макс. — Смотря что, считать реальностью. Если позволить этим милым созданиям пустынников напасть, — показал он на змей, — другой реальности для нас уже не будет.

Кровь к крови… пришли…пришли…

Я закрыла глаза и будто тысячами глаз одновременно увидела себя и Макса — две человеческие фигуры, двое потерянных детей. Вернулись.

Кровь к крови… пришли…пришли…

Замолчите же! Я сжала виски руками, и одновременно со всех сторон будто текла по песку к самой себе.

— Фелиция! — Макс встряхнул меня за плечи. — Надо уходить!

Я сосредоточилась на его лице.

— Заклинатели чувствуют змей. Как только я расчищу от них дорогу, пустынники сразу узнают, что мы здесь. Твоя задача — идти за мной. Я выведу нас. Поняла?

— Поняла. Ты — знаешь дорогу.

— Нет, — покачал он головой. — Дороги не существует. Но однажды я уже выбрался отсюда, тогда я нашел озеро. Один раз получилось, есть шанс, что получится снова.

Я не успела ответить, да и что бы я возразила? У Кортеса хотя бы есть опыт! Макс взмахнул рукой, змей от нас отбросило в сторону. Крепко взяв меня за руку, он без лишних слов побежал вперед, утягивая меня за собой.

— А руны как же? — задыхаясь, удивилась я. — Тони говорил, руны нужны всегда!

— Нужны, — на ходу бросил мне Макс, — но здесь они не работают!

Снова поднялся ветер, песок кружился вокруг нас, и я уже вообще ничего не видела. Только мысленно молилась богине, да переставляла ноги, но они всё глубже и глубже проваливались в песок.

— Мария! — громко позвал Кортес.

Я сощурилась, приглядываясь к соткавшемуся из песка силуэту впереди. Закутанная в темное покрывало девушка звала нас за собой. Лица её не было видно, и единственное что я смогла разглядеть — это золотые браслеты на тонких руках и пальцы, унизанные кольцами.

Кровь к крови… пришли… пришли…

Идти становилось всё тяжелей, во рту у меня скрипел песок. В какой-то момент я поняла, что Макс уже не просто тащит меня за собой, а почти несет, придерживая за талию и обливаясь потом. Где же это змейское озеро… пусть бы оно нашлось прямо сейчас!

Девушка из песка обернулась, подошла ближе.

— Мария? — хрипло повторил её имя Кортес.

Мы остановились, она медленно подняла песчаную руку, осторожно отерла пот со лба мужчины, а затем подалась ко мне и рассыпалась.

— Пришли, — выдохнул лей Максимиллиан. — Слава тебе, богиня…

Озеро было у самых наших ног, но я уже и не удивлялась совсем, что мы только его заметили. Сил на удивление у меня не было.

Я слышала, как вновь и вновь повторяя «пришли», со всех сторон ползли к нам змеи.

— Змеи, пустынники! — выругался Макс. — Скорее, ныряй, Фелиция!

Он подтолкнул меня вперед, я не устояла и упала в ледяную воду, ей захлебываясь. Справившись с паникой, я вынырнула на поверхность. Вдалеке, на самом высоком бархане стоял человек, но я видела его так четко, как если бы он стоял совсем рядом. Видела я и черный платок, почти полностью закрывающий его лицо, и светлые глаза в прорези, и то, как нежно он гладил по плоской голове обвивавшую его руку черного змея, тоже видела.

— Ныряй же, Фелиция! — приказал мне Кортес.

Я с трудом оторвала взгляд от пустынника. Макс стоял по пояс в песке, и одна из черных змей стремительно двигалась в его сторону.

Богиня, что же делать! Как её остановить?! Совы… Совы!

— Фи! — заорала я, выбираясь обратно на берег.

То, что моя сова осталась в столице Витории, а это несколько дней пути от Песков меня в тот момент не смутило.

— Фи! Ты нужен мне! Сейчас! Фи!

— Куда, назад! — дернулся Макс, проваливаясь еще глубже.

Я подбежала к нему, падая на колени. Змея оказалась у моих ног, подняла голову и исчезла в когтях рухнувшей на неё с неба совы, а я схватила Кортеса за руки.

— Фелиция, уходи! — попытался оттолкнуть меня Макс, но я лишь крепче вцепилась в него.

Повернув голову, я вновь посмотрела на колдуна. Он взмахнул рукой, и я захлебнулась в холодной воде пустынного озера.

Первое, что я увидела, очнувшись — это мокрый Фи, выплевывающий дохлого черного змея на колени менталисту.

— Поделились резервом? — сквозь зубы спросил прокурор почему-то брата, но ответ Тони прошел мимо меня.

— Какого змея, Фелиция! — зло рыкнул на меня Кортес. — Почему не послушала?!

— Так получилось… — пробормотала я, отпуская мужские ладони.

Перед глазами у меня всё еще стояла пустыня и тонкие руки девушки, из песка сотканные.

Что-что, а уж браслеты и кольца Марии Инэс Гонсалез я даже если они из песка будут — идентифицирую.

Всю ночь я промаялась, переворачиваясь с бока на бок. Расспросить Макса о девушке в пустыне я не решилась — он был так на меня зол, что вряд ли бы поведал мне что-то большее, чем какой-нибудь «призрак прошлого» или вроде того.

Лэрд Кристиан, как мой сосед, вызвался сопроводить меня домой. Но я ушла в себя и дорогу даже не запомнила. Закрыла за ним дверь и сразу же пошла спать. Если бы спать … мучиться от бессонницы. В итоге поднялась с первыми лучами солнца, зато привела себя в порядок. Я остановилась в коридоре и бросила на себя взгляд в зеркало. Волосы убраны, белая блузка, сверху — черное платье без рукавов. Хороша. Настоящий бухгалтер. Кивнув самой себе я прошла на кухню — завтракать.

Сварив, а затем и допив отвратительный кофе (он у меня никогда не получался, всё время какая-то бурда выходила) я вернулась в свою комнату и достала из-под кровати резную деревянную шкатулку.

Когда все свои украшения Инэс заложила в ломбард, я была совсем ребенком. Но память у меня не хуже, чем у художника: погоревала я, погоревала, да и решила — слезами горю не поможешь, надо брать свою жизнь вот в эти, тогда еще детские руки и бороться за то, что тебе дорого.