только мне глубоко срать, что он и остальные думают обо всём этом.

И Бораг прекрасно это знает, потому и не лезет в открытую.

Пересекаю комнату, встаю рядом с ним, плечом к плечу. Некоторое время оба молчим, наблюдая за женской фигуркой под тонкой белой простынёй, доходящей до груди.

Нет, она не желает реагировать на нас. Вымоталась. Не слушает и не слышит. Не делает, как велено.

— Зелье! — не глядя на Борага, требовательно протягиваю руку ладонью вверх. Жду.

Раздражённо втягиваю носом воздух, когда в центр ладони ложится увесистый бутылёк. Прохладное стекло холодит руку.

— Надо выпить всё, — роняет Бораг, после чего разворачивается и идёт прочь.

Его шаги удаляются, после чего раздаётся звук тихо прикрываемой двери и становится тихо.

Прячу зелье в карман. Прохаживаюсь по комнате. Останавливаюсь рядом со столиком у камина, на котором стоит коричневый кожаный саквояж повитухи. Сама повитуха вместе с помощницами за дверью, ждёт, когда их позовут.

Рядом с сумкой мягкий серый чехол, в который завёрнуты металлические предметы, один другого страшнее. На хрена она это приволокла? Неужели, всё это может ей пригодиться? Какая же жесть.

Где-то глубоко внутри остро колет сочувствием и давно забытой пронзительной нежностью. Вот только ни то, ни другое сейчас ни к чему и не даст нужного результата.

Лана, Лана…

Подхватываю наугад нечто наиболее пугающее, отдалённо напоминающее щипцы для камина. Поигрывая ими, возвращаюсь к постели.

Сажусь на край. Веду тыльной стороной руки по её горячей щеке:

— Ла-на, — зову громким шёпотом, — просыпайся, соня. Подъём! Знаю, что ты устала, и хочешь, чтобы тебя не трогали. Ты отдохнёшь, обещаю! Спи хоть несколько дней. Потом! Но сейчас нельзя. Надо что-то решать уже с твоим животом. Пассажир там давно засиделся. Слышишь меня? Пора попросить его на выход!

Никакой реакции в ответ.

Или она и вправду в беспамятстве, или притворяется? В любом случае воззвать к её разуму по-хорошему не получается, придётся иначе.

Наклоняюсь к Лане, нависаю над ней, приобнимаю со спины. Жадно втягиваю носом аромат ванили. Прихватываю губами завиток её уха:

— Сладкая булочка! — обхватываю рукой упругое полушарие её груди.

Отодвигаю кружево, пробираюсь под него. Сжимаю между указательным и средним пальцем вершинку, сминаю окружность, поражаясь тому, насколько идеально она ложится в мою ладонь, словно для неё и создана.

— Ты… тыыы в своём уме? — раздаётся яростное шипение, после чего я натыкаюсь на злющие голубые глаза. — Немедленно! Убери от меня свои руки, Сардар Хард!

— Доброй ночи, дорогая, — упираюсь локтями в колени, подаюсь вперёд, оказываясь вполоборота к Лане.

Слегка прищуриваюсь, наблюдая за ней. Прокручиваю пальцами металлические щипцы. Она их не видит. Пока что.

Мы оба сейчас ходим по тонкому льду. Одно неверное слово, ложное действие — и всё может пойти по звезде. И ничего уже не исправить. Нет. Права на ошибку — нет.

— Едва ли ночь добрая, — Лана закрывает лицо ладонями и шумно выдыхает.

— Как себя чувствуешь? — спрашиваю тихо, глядя прямо перед собой.

— Как будто меня дракон пережевал и выплюнул.

Усмехаюсь этому нелепому сравнению. Некоторое время оба молчим.

— Я не могу так больше, Сардар, — сбивчивый шёпот Ланы глушат ладони и всхлипы, но я отчётливо различаю каждое слово. — Я никчёмная и жалкая, не могу даже ребёнка родить. Все могут, а я не могу. Позорище!

— Есть некоторые сложности, но ты справишься, — убеждаю её терпеливо. — Всё будет хорошо. Просто делай, как я скажу. Сейчас ты выпьешь зелье, и…

— Нет! — она убирает руки от лица и испуганно на меня смотрит.

Взгляд безумный и расфокусированный. Она будто не в себе.

Голубые глазищи стали ещё больше, в пол-лица из-за осунувшихся бледных щёк. Светлые тонкие волосы возле лица от испарины завились кудряшками. Внутри снова колет болезненной нежностью.

Лана морщится и жмурится изо всех сил, по её телу проходит очередная судорога. Ощутимая, чтобы содрогнуться от боли. Но недостаточная, чтобы самостоятельно родить — так, кажется, объяснил Бораг.

Убираю руку в карман брюк, достаю тёмно-коричневый бутылёк. Задумчиво верчу его в пальцах.

Если бы только я мог забрать твою боль себе, я бы сделал это, не раздумывая. Но я не могу.

— Я устала, Сардар. Ребёнок ни в чём не виноват, я не хочу им рисковать, — Лана отворачивается, вижу лишь её спину. — Ничего не выйдет. Я всё знаю. Слышала Борага. Малыш лежит неправильно, а у меня нет больше сил, да и толку? Я… сдаюсь. Позови его, пусть даст мне сонное зелье и сам… достанет ребёнка. Я так решила.

Мы оба понимаем, что это значит. Сечение живота.

Ребёнок выживет. Лана нет. Такова природа, и любая магия здесь бессильна.

От одной только мысли об этом внутри всё скручивается в тугой болезненный жгут. Во рту становится горько, будто глотнул отвара полыни, которым нас поили после серьёзных ран во время сражений.

— Вот как? — слышу свой собственный голос, будто со стороны, сам удивляюсь, как отстранённо и холодно он звучит. — Так у тебя всё просто, да?

Вместо ответа Лана сдавленно стонет. Очередная схватка — догадываюсь я. Вот только на этот раз запрещаю себе испытывать жалость. Выключаю её. На хрен!

На смену жалости приходит злость. Щедро подпитываю растущую ярость.

Решила она! Ну надо же!

С усилием закрываю глаза. Плотно-плотно, до пульсирующего напряжения в веках. Когда открываю их, перед глазами будто алая пелена. Резко встаю.

Намеренно громко лязгаю металлическими щипцами. Один раз. Второй. Третий.

До тех пор, пока Лана не поворачивается на звук. Её затуманенный болью взгляд задерживается на пугающем орудии, которое я небрежно вращаю на указательном и среднем пальце.

— Что это? — она откидывается на подушки и устало прикрывает глаза. Морщится, когда раздаётся очередное скрежещущее лязганье металла. — Хватит, умоляю! Позови уже Борага!

— Позову, — роняю равнодушно и отстранённо. — Одного не пойму. С чего это ты взяла, что решения здесь принимаешь ты, м?

Лана никак не реагирует, так и лежит с закрытыми глазами. Длинные ресницы отбрасывают тени на её бледные заострившиеся щёки.

Думает, что избавление уже близко. В Бездну!

— Я бы любил твоего сына как своего собственного, — пожимаю плечами. — Но нет, так нет. Пожалуй, это даже всё упрощает. Зачем нам отребье Тайтона, правда? Я позову Борага. Он сделает всё, что нужно, — ещё раз противно лязгаю щипцами. — Скоро всё закончится, Лана. Но не так, как ты просишь.

Её веки вздрагивают, и она открывает глаза. Впервые её взгляд осмыслен. Эмоции на её лице сменяются с бешеной скоростью: возмущение, недоверие, страх и кипучая ненависть, когда она понимает, ЧТО у меня в руках и что