В итоге по звонку приходится нестись на третий этаж сломя голову, чтобы не опоздать на урок литературы.

– Ай! – раздаётся сбоку от меня.

Резко оборачиваюсь на крик. Фирсова. Потирает ушибленное плечо и метает глазами молнии в сторону Дианы.

– Ой, извини, – Штерн, как всегда, в своём репертуаре. Наигранно прикрывает рот ладошкой, изображая сожаление. Но на самом деле пытается спрятать за этим действием довольную ухмылку.

Вот не понимаю я её: мало того, что и так довела девчонку до несчастного случая, и сейчас продолжает донимать. Да эта Люба ей вообще ни разу не соперница, ну какая из неё разлучница? Никита вряд ли в сторону такой хотя бы посмотрит, не говоря уже о том, чтобы встречаться.

На уроке пишем тест. Терпеть не могу тесты по литературе, вообще не понимаю, зачем такой чудесный гуманитарный предмет опошлять этими: выберите один из трёх вариантов ответа. В итоге места для творчества не остаётся совсем.

– Ты чего? – шепчу Вере, которая смотрит на листок с выражением вселенской обиды.

– Да ничего, бред сплошной. Какого цвета были пуговицы на пиджаке у Чичикова? Вот это прям супер важно, да? – разводит руками.

А мне смешно становится от того, как Мышкина хмурит брови. Но она не обижается на мою реакцию, широко улыбается в ответ.

Позади нас громко шушукаются девчонки – Алина и Полина.

– Я же говорила тебе, что надо с Любкой садиться, – шипит Марковская.

– Как? – вторит Катышева. – Их высочество изволило на нас обидеться, курица ощипанная, блин.

Слегка трясу головой, в надежде всё это скорее расслышать. Вера говорила, что эти девочки – подружки Фирсовой, а они так о ней отзываются. Неприятно даже мне, абсолютно постороннему человеку.

После урока Вера зовёт в столовую. Бедняжка, нелегко ей придерживаться диеты.

Но спуститься с третьего этажа мы не успеваем.

За дверью кабинета слышится чей-то всхлип. Показываю Мышкиной указательным пальцем направление и медленно обхожу дверь.

Люба.

Старательно растирает обильные слёзы по впалым щекам. На нас не реагирует, а заметив Веру, ещё нос вверх задирает, громко шмыгнув напоследок.

– У тебя всё хорошо? – приподнимаю вопросительно одну бровь. – Я, кстати, Надя Скворцова, новенькая, – протягиваю руку для приветствия.

Девушка поднимает вверх ладонь, которой только что вытирала слёзы. Вымученно улыбается.

– А, ну да, – опускаю руку. Дарю ответную улыбку. – Так что случилось?

Люба смотрит на меня с подозрением, потом бросает мимолётный взгляд на Мышкину. Мне даже на секунду кажется, что он у неё какой-то слегка виноватый.

– Я тебя возле столовой подожду, Надь, – Вера легонько касается моего плеча и убегает к лестнице.

– У меня всё хорошо, просто, потеряла кое-что, – возвращает моё внимание к себе Фирсова.

– Давай, я помогу тебе найти, – предлагаю выход.

– А подруга твоя не обидится? – произносит ехидно.

– Вера? Не должна, я ей объясню потом, почему задержалась, – пожимаю плечами. – Что ты потеряла? И где?

Вообще-то, играть в следопыта не очень хочется. Но раз уж вызвалась помочь, бросать дело на половине пути не в моём духе.

Оказывается, одноклассница потеряла футляр от очков. Нет, для неё эта вещь наверняка нужная, но реветь из-за этого. Короче, у меня складывается впечатление, что причина в чём-то другом, но меня посвящать не собираются. Что вполне логично, мы ведь только познакомились.

– Люба, – окликает девчачий голос мою собеседницу.

Оборачиваемся вместе с Фирсовой, позади нас стоят её подруги. Ну, или не подруги, я уже не понимаю.

– Можно поговорить с тобой. Наедине, – бросает высокомерно Полина.

Намекает, что я в их компании лишняя. Да, я собственно, и ни на что не претендую, поэтому киваю в знак прощания Любе и тороплюсь покинуть малоприятное общество.

Думаю, моя помощь в поиске футляра уже не нужна.

Глава 19

Не успеваю спуститься с лестницы, до меня доносятся обрывки разговора одноклассниц.

– Люба, ты долго дуться на нас собираешься? – выдвигает претензию Полина.

Так, Надежда, подслушивать неприлично.

Делаю ещё один шаг, опускаясь на очередную ступеньку. По сути дела, не подслушиваю, просто медленно иду. Устала.

– То есть, я ещё и виновата в том, что вы за эти три недели даже не вспомнили обо мне? – огрызается Фирсова.

– С чего ты взяла, что мы не вспоминали? – теперь Алина подаёт голос. – Вспоминали, да?

– Да, вспоминали, – вторит ей Марковская.

Слышится звук щелчков и чей-то смех.

– Вы серьёзно? – теперь понятно. Это Люба пальцами щёлкает. – Вспоминали они, а-ха-ха, тоже мне. Да ни одна из вас мне ни то что не позвонила, пока я была в больнице, даже сообщения задрипанного не написала. Я уже не говорю о том, что ждала…

Девушка замолкает, не договаривая начатой фразы. А я мгновенно прихожу в себя и спускаюсь вниз.

Вера уже накупила кучу всего в столовой и ждёт меня за столиком в самом центре. Неожиданный выбор, надо признаться, обычно Мышкина любит прятаться в уголочке.

Отодвигаю для себя стул, присаживаюсь напротив подруги.

Провожу мысленную ревизию того, что лежит на столе. Сразу отодвигаю половину.

– Что? – обиженно дует губы.

– Ни что, Вер, мы о чём с тобой договаривались? Мучное, – загибаю пальцы, – жирное, сладкое. Или ты передумала?

Хитро прищуриваюсь, ловлю взгляд собеседницы, который она старательно отводит.

– Не передумала, – бурчит обиженно, – но…

– Что? – допытываюсь.

– Я не могу так сразу от всего отказаться, постоянно о еде думаю. А тут мама ещё, с самого утра то блины жарит, то тесто на пирожки ставит, то торт…

– Так! – резко выставляю одну руку ладонью вперёд. – Маму мы не обвиняем. Берём себя в руки и вперёд, теперь будем вместе диеты придерживаться.

– Это как? – округляет глаза. Нервно теребит бусинки, пришитые к краю блузки, того и гляди, оторвёт.

– Легко. Я тоже постараюсь не есть то, что тебе нельзя, тебе так проще будет. Но