Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Было много работы сегодня? – спросил он.
– Мы же давно миновали эту стадию отношений, правда? Я хочу сказать, что мы успели переспать и занимались сексом по телефону, а потому можем не пытаться начинать с пустяковой светской болтовни. Я ее терпеть не могу.
– Как скажешь. О чем же в таком случае ты хочешь поговорить?
– Почему ты стал полицейским?
– Если я потом прочту об этом в газете…
– О, я тебя умоляю… – Она небрежно взмахнула рукой.
– Если честно, то я хотел быть на стороне добра и делать что-то хорошее для общества. Знаю, это звучит до зевоты банально, – ответил Эдриан.
Другой честный ответ звучал бы чуть иначе. Он стал отцом в позднем подростковом возрасте и стремился делать все как положено. Зарабатывать деньги и принимать участие в жизни своей теперь уже бывшей жены и сына. Он хотел быть лучше, чем они могли ожидать от него. Служба в полиции показалась очевидным способом добиться поставленной цели.
– Очень мило. Но что заставило тебя потянуться к добрым делам?
– Не хотелось идти на поводу у тех, кто заранее проложил для меня жизненную дорожку. Мною владело желание стать независимой личностью. Отец был наркоманом и натворил немало дурных дел, совершал такое, что заставляло меня стыдиться не только за него самого, но и за всю семью.
– Я не знала. Совершенно не ожидала такого ответа.
– А ты думала, почему я стал копом?
– Даже не знаю. Полагала, ты считаешь эту профессию крутой, что ли.
– Не слишком-то много найдется людей, считающих, что быть полицейским круто.
– Верно.
– А почему ты стала журналисткой?
– Люблю головоломки, и мне нравится писать. Так что это представлялось вполне логичным выбором. К тому же я всегда считала, что люди имеют право знать, что на самом деле происходит в мире.
– Словом, ты – обычная Лоис Лэйн.
– Стало быть, ты в таком случае Кларк Кент?
– Нет, я больше похож на Джима Гордона… Но, скорее всего, я, пожалуй, Харви Дент[7]. – Он помотал головой и сделал секундную паузу. – Мне до сих пор неловко, что сразу не вспомнил тебя. Действительно очень жаль. Ты должна считать меня последним кретином.
– Обычно я не из тех, кто дает мужчинам второй шанс, но ты сейчас кажешься совершенно другим человеком, не таким, как раньше.
– В каком смысле – другим?
– Более зрелым и возмужавшим, наверное. Только не пойми неправильно. Я прекрасно знала, как все сложится в тот первый раз, когда мы встретились. Мне и в голову не приходило часами сидеть и ждать твоего звонка. Просто сейчас ты спокойнее. Тогда был весь на нервах.
– Я тогда оказался в сложном положении из-за дела, которое расследовал. Но все равно прошу прощения, это жалкое оправдание. Я больше стараюсь не попадать в подобные ситуации с девушками.
– От души надеюсь, что это неправда. Я ведь пришла сюда вовсе не из-за разыгравшегося аппетита.
Люси посмотрела на Эдриана так, что у него перехватило дыхание. Она тоже очень изменилась по сравнению с девушкой, которую он теперь отчетливо вспомнил. Стала более уверенной в себе? Или даже жесткой?
Кровь прилила к его лицу, и он был благодарен красным лампам ресторана, скрывшим его смущение. Официантка подала заказанную утку, и они принялись за еду. Жевали почти в полном молчании, но обмениваясь взглядами, словно торопили друг друга. Он наблюдал за пальцами Люси, когда она вкладывала свернутый в трубочку блин в рот, а мгновением позже слизывала капающий соус. Покончив с тремя или четырьмя блинами, она подняла руку, подзывая официанта.
– Принесите, пожалуйста, счет, – попросил Эдриан, продолжая наблюдать за Люси.
Она улыбнулась ему.
– Что-то не так с нашей уткой? – Официант смотрел на нетронутое блюдо.
– Нет, у вас все очень вкусно. Не могли бы вы положить оставшееся в пакет, чтобы мы взяли его с собой? – дипломатично спросила Люси.
Эдриан любил чувствовать, как перехватывает дыхание от встречи с кем-то новым, особенным. Он не просто замечал это редкое ощущение, нет. Он смаковал его. Неизменно пытался запечатлеть в памяти момент, пока будущие отношения еще оставались возбуждающей загадкой, которую только предстояло решить. Секунду до того, когда удивительно приятное волнение могло обернуться досадным раздражением. Разумеется, ничто могло и не сбыться, – Эдриан прекрасно понимал это, но все равно радостно переживал само предвкушение возможности. Он хорошо помнил такой момент с Андреа – его бывшей женой. Ему всегда нравилось, как она держала его на дистанции, словно была королевой, недоступной для него, женщиной другого социального круга. В результате именно это и привело к разрыву. Факт, что ее привлекло всего лишь его грубоватое очарование, Андреа даже упомянула в списке причин, по которым не хотела позволить ему проводить больше времени с сыном.
Люси тоже искусно владела умением вызывать интерес, интриговать, превращать в мистерию с неожиданной развязкой. Непредсказуемость слов или действий женщины может действовать возбуждающе, только если она уже желанна. Удивление поступком или фразой вызывает стремление узнать ее поближе.
Эдриана всегда привлекали партнерши, которых он не видел насквозь после самого короткого разговора. Люси манила его, такого с ним не случалось несколько лет, и происходящее казалось необходимой и долгожданной переменой. Сейчас не приходилось задаваться вопросами. Не было нужды решаться. Все совершалось на уровне, не поддающемся контролю. Все эти годы Эдриану не хватало подобного.
Они поспешно покинули ресторан и вернулись к машине Эдриана, их уже связывало невысказанное взаимное обещание, ненужные больше и так и не произнесенные слова. Оказавшись рядом с машиной, он остановился у пассажирской двери и открыл ее для Люси, но она положила ладонь поверх его руки, захлопнула дверь, подалась вперед и поцеловала его в губы.
– Чтобы внести полную ясность: мы сейчас поедем к тебе, так? – спросила она, прижавшись к нему всем телом. Он оперся на машину и притянул к себе Люси, поцеловав ее и снова оттолкнув. Задержись они чуть дольше, и Эдриан всерьез рисковал не справиться с искушением опрокинуть ее на капот, покрытый птичьим пометом. Поэтому он заставил ее сесть на пассажирское сиденье, сам запрыгнул за руль и помчался домой, не дожидаясь, пока окончательно потеряет голову.
Глава 20
Хотя карцер оказался чище обычной камеры, в нем было по-настоящему мрачно, и Гэбриел понял, что много потерял, угодив сюда. Он уже тосковал по Солу и Кензи. Даже по Спарксу. Его оставили наедине с постоянно крутящимися в