А.М. очень тяжело переживал случившееся – ведь это он приглашал всех этих людей на работу в комитете. «Вы сделали меня провокатором. Этого еще со мной не случалось», – с горечью сказал он Каменеву.

Шестнадцатого октября 1921 года Горький покинул Россию.

Знакомство Максима с Надеждой

Надежду с Максимом познакомила ее одноклассница по французской гимназии – Варвара Кузнецова. Надя хорошо запомнила эту встречу: «Была зима. Мы с Варей шли по Тверской. Навстречу нам показался высокий стройный юноша. Вдруг он остановился и подошел к Варе. Варя очень обрадовалась встрече и тут же познакомила меня с ним. Юношу звали Максим Пешков (тогда это имя ничего не сказало мне). Когда он ушел, Варя объяснила, что она познакомилась с ним в Евпатории, где он отдыхал со своей матерью – Екатериной Павловной Пешковой».

В эту их первую встречу особого впечатления на Надежду Алексеевну Максим не произвел. Но после восторженных рассказов подруги о том, какой он остроумный и смелый, великолепный спортсмен – здорово играет в теннис, управляет парусной лодкой, а еще и увлекательно рассказывает о своей жизни во Франции и Италии, у Надежды зародился к нему явный интерес.

Следующая встреча произошла на катке, на Патриарших, как раз напротив дома отца Надежды – профессора медицины, хирурга-уролога Алексея Андреевича Введенского. Там же Максим познакомил девушку со своими самыми близкими друзьями Константином Блекловым и художником Сергеем Бартольдом, сыном известного журналиста.

Вместе они ходили в кино – втайне от Надиных родителей: в то время считалось неприличным девушке в компании молодых людей смотреть такие приключенческие фильмы, как «Тройка червей» или «Железный коготь». Как-то раз увлекавшийся боксом Максим пригласил Надю на соревнования, но, увидев разбитый нос одного из боксеров, она наотрез отказалась от посещения подобных зрелищ.

Дружеские встречи продолжались, и постепенно Надежда убедилась: «Как выгодно отличался Максим от той компании, которая меня окружала. Его романтичность, рыцарское отношение к женщине, юмор, удивительная фантазия и внешность – все нравилось мне».

Однажды Максим пригласил девушку в гости, в Машков переулок, познакомить с родителями. Она к тому времени все еще находилась в полном неведении, кто родители Максима, и когда в его комнате увидела фотографический портрет Горького, заметила: мог бы кого-нибудь и посимпатичнее выбрать, ну хоть Льва Толстого, а это – урод какой-то. Максим отшутился, а затем в столовой, когда Алексей Максимович вошел в комнату, радостно заявил: «А ведь она тебя уродом назвала!» Надежда от неожиданности остолбенела.

На какое-то время встречи прекратились. В это трудное время в большой семье Введенских жилось очень непросто. Еще с первых дней Первой мировой войны первый этаж своего дома они отдали под госпиталь – там лечилось пятьдесят солдат и пятнадцать офицеров. Работали в госпитале всей семьей, у каждого было свое задание. А вскоре на семью обрушилось страшное несчастье: от «испанки» умерла мама Нади – Александра Леонидовна. После ее смерти тяжело заболел и отец. Госпиталь пришлось закрыть, два старших брата ушли на фронт, а младших отправили в Томск к замужней сестре. Надя осталась в Москве – нужно было заканчивать гимназию и вести домашнее хозяйство.

Отец, как врач, знал, что дни его сочтены, и, чувствуя скорый уход, хотел, чтобы любимая дочь была пристроена, пока он жив, и уговаривал выйти замуж за его ординатора, человека богатого – он был из семьи фабрикантов. Тот красиво ухаживал, дарил роскошные букеты, красивые коробки конфет. В конце концов, больше поддавшись уговорам отца, Надежда дала согласие. Отпраздновали свадьбу, но жених безобразно напился и в брачную ночь так грубо накинулся на 17-летнюю девушку, что она в испуге выскочила в окно и убежала. Долго их мирили, сняли им дачу в Малаховке, но из-за психической травмы она не могла его к себе подпустить.

Максима Надежда долгое время не видела, но вдруг уже после революции он позвонил и сказал, что очень хотел бы увидеться. При встрече рассказал, что вступил в партию большевиков, все это время был страшно занят, много ездил, выполняя различные партийные поручения. Надя была очень рада его видеть, но из-за занятости Максима они не могли часто встречаться. В один из таких перерывов Надя заболела тяжелой формой сыпного тифа, она вылечилась, но временно потеряла память и слух. Пришлось бросить школу-студию, устроенную Ф.И. Шаляпиным для молодежи, где Надежда училась там вместе с дочками Федора Ивановича Лидой и Ириной. Тут как раз вернулся из очередной командировки Максим. «Увидел меня – все понял, очень помог мне своим теплым вниманием», – вспоминала Надежда Алексеевна. Через некоторое время Максиму предстояла поездка в Италию в составе дипломатической миссии Вацлава Воровского, назначенного полпредом в Риме. Он предложил похлопотать о разрешении на поездку и для Надежды и ее подруги Лидии Шаляпиной. Поначалу Надя не соглашалась, но ее уговорили – просто поезжай, посмотри, отдохни немного. Да и семья, вероятно, не была против – жизнь у них была трудная. Наконец она согласилась, но Максиму, который уже усиленно ухаживал за ней, честно призналась, что из-за травмы, полученной в неудавшемся первом браке, не может быть его женой. Влюбленный Максим смог убедить, что не будет торопить ее, пока она сама не привыкнет к нему и не почувствует, что все ее страхи ушли.

Получив согласие, Максим отбыл в Берлин и оттуда прислал вызов и разрешение на въезд в Германию. В хлопотах ему очень помогла Мария Андреева, работавшая тогда в представительстве Наркомата внешней торговли. Из Москвы Надя выехала вместе с Лидой Шаляпиной, ее мужем и Иваном Ракицким – другом Горького.

В Берлине она познакомилась с Марией Федоровной и от нее узнала, что Максим очень плохо себя чувствует, на днях упал на улице – Андреевой сообщили об этом из приемного покоя больницы, куда его доставили: он был без сознания. Здоровье Максима действительно было сильно подорвано – незадолго до этого он перенес тяжелую форму «испанки» с осложнением на сердце и нервную систему. Советский полпред в Берлине Николай Крестинский писал Воровскому в Италию: «Максим очень, очень болен. Он очень истощен, у него расширение сердца, падает в обморок на улице, совершенно теряя сознание… Максим не мог уехать из Берлина (и известил вас об этом) только потому, что боялся не выполнить свою задачу так, как привык это делать, т. е. хорошо».

В Берлине же Максим сделал Надежде предложение, но, как сам он писал в Москву матери, их состояние в браке пока мог подтвердить лишь «я сам, она, а также официальный друг дома И.Н. Ракицкий (Соловей). Документальное подтверждение, по независящим от всех 3-х обстоятельствам, задержалось, но последует».

В Италию из Берлина Максим отправился один, а уже оттуда должен быть выслать Надежде визу. Сохранилось письмо Крестинского Воровскому с просьбой, «чтобы тов. Пешкова М.А. не высылать