— Ну, хоть какая-то деталь вам в нем запомнилась? Сможете описать для составления субъективного портрета?

— Для чего?

— Рисунка по словесному описанию.

— Не знаю, — растерянно пробормотала медсестра. — Наверное, нет… Но, если надо, попробую.

— Вспомните хоть что-нибудь. Я вас очень прошу.

Та на минуту задумалась — наклонила голову, смолкла.

— Вот что! — выдохнула, наконец, медсестра. — Голос его мне запомнился. Странный немного.

— Что с голосом не так? — с надеждой спросил я.

— Спокойный такой. Холодный. Грудной, как у диктора. Вроде вежливо разговаривал, а эмоций ноль. Не улыбнулся, не поморщился ни разу. Будто маска.

— Так, может, это и была маска?

— Да нет же. Что я, маску от живого лица не отличу?

— Однако вы лицо совсем не запомнили.

— Извините, а оно мне надо было, товарищ милиционер? Я же не знала, что так выйдет. Ох, мать моя родненькая! Как он меня еще не убил?

— А вас-то за что?

— А родственника за что придушил?

— Не родственник он ему. Зовите главврача. Будем опознание проводить. Пусть соберет персонал всех отделений. Посмотрите каждого, может, опознаете.

Опешив от того, что ей предстояло проделать, она еще немного покивала, а потом спешно ретировалась в сторону кабинета начальства.

— Да, конечно…

Хотя в душе я понимал, что толку от такого мероприятия не будет. Скорее всего, за жизнью Сапожникова приходил сам Холодильщик, а не работник больницы. Но и это еще нужно установить — порой приходится поохотиться как раз за ожидаемыми результатами.

Я подошел к столу, где рядом с корявой пустой вазой и потертым телефонным справочником стоял телефонный аппарат. Набрал «02»:

— Это капитан милиции Петров из межведомственной спецгруппы Горохова. У нас убийство в городской хирургии.

Глава 12

— Остолопы! — негодовал Горохов, брызгая слюной в телефонную трубку. — Главного фигуранта убили под носом вашего сотрудника! Да я на вас такое представление накатаю! На гражданку все пойдете! В хозяйство народное, коровам хвосты крутить!

Трубка жалобно оправдывалась голосом начальника местной милиции, но Никита Егорович не стал дослушивать, бухнул ее об телефонный аппарат с чувством и силой, как он это умел. От удара аж стол покачнулся, но корпус прибора выдержал. Такое ощущение, что в СССР телефонные аппарата делали из «бронированного» пластика, по крайней мере, для милиции.

— Бардак! — следователь чиркнул зажигалкой и шумно втянул дозу никотина, чтобы успокоиться, встал и принялся прохаживаться взад-вперед, раздувая щеки.

— Никита Егорович, местные, конечно, накосячили, — вступился я за них, — но не настолько, чтобы их увольнять. Он были не в курсе, что у Сапожникова подельник есть. Как и мы, впрочем, тоже.

— Да, знаю... — отмахнулся Горохов, щелкая пальцем по сигарете, за несколько сильных затяжек он уже успел обуглить ее на четверть. — Это я так... Для профилактики их продернул. Чтобы жизнь малиной не казалась и впредь начеку были. А то привыкли, понимаешь, лапшу на уши вешать. Между прочим, область трубит о снижении преступности. Все у них хорошо, бляха-муха. Вчера на заседании обкома руководство милиции било себя в грудь, что решения пленума ЦК КПСС конструктивно претворяются в жизнь в полной мере. А у самих под носом маньяк действует. А они про кражи куриц рапортуют, что, мол, все раскрыли и виновные наказаны. Нельзя так работать! Перестраиваться надо. Время сейчас другое.

Эх... Знал бы Никита Егорович, насколько он близок к веяниям ближайшего будущего. Уже буквально меньше, чем через два года, перестройка по инициативе человека с пятном будет объявлена новым государственным курсом. Приведет к распаду самой могучей державы и, фактически, превращению Страны Советов из единого государства в исторический регион.

Спасать Союз я не собирался. Это не в моих силах, я не тешил себя иллюзиями, что обрел вторую жизнь для таких вот великих дел. А вот пережить бардак девяностых и стать, например, министром МВД, чтобы попытаться не похерить все лучшее, что есть в системе, и не дать ей переименоваться в полицию — это перспектива вполне себе рабочая. Много реформ переживет милиция, и почти все они не пойдут на пользу. Много отличных и опытных кадров останутся за бортом службы, а ни их место придут безмозглые карьеристы.

Но Никита Егорович о подобном даже и не помышлял, а костерил местных и раздумывал над дальнейшими планами данного конкретного расследования.

С одной стороны, хорошая тактика — сделать местных виноватыми. Ведь потом использовать их на подхвате будет намного легче. Чтобы не родилось пресловутое представление от руководителя межведомственной спецгруппы — начальник милиции теперь на все пойдет и в помощи нам не откажет. Все, лишь бы загладить вину свою и своих подчиненных.

— Итак, что мы имеем? — начал размышлять вслух Горохов. — Человек, придушивший Сапожникова, в больнице не работает. Это факт. Медсестра и постовой милиционер никого из персонала так и не опознали. Получается, это был маскарад с очками, халатом и белым колпаком.

— Если Холодильщик способен перевоплощаться, — заметила Света, — то, возможно, стоит проверить актеров местного драмтеатра.

В театрах мы оказывались уже не раз, в местных и больших, и я знал, что там может быть своя атмосфера и свой «зоопарк». Но чтобы хладнокровный Холодильщик? Кто знает...

— Согласен, — кивнул шеф. — Шапито, блин... У нас, товарищи, не маньяк получается, а перевертыш какой-то.

— Возможно, у него есть еще и милицейская форма, — добавила Света.

— Это почему? — вопросительно уставился на нее следователь. — С чего такие мысли?

— Как-то ведь он всегда оказывается на шаг впереди нас. Откуда он узнал, что Сапожников в больнице? Мы это не афишировали.

— Возможно, он был с нами у церкви, когда брали педофила, — задумчиво проговорил Горохов. — Но там были все свои, вроде. Или нет? Так... Андрей Григорьевич, сгоняй в храм, поговори обстоятельно с попом. Раз он такой бдительный — может, он видел кого-то подозрительного рядом. А ты, Федор, проверь всех оперативников, кто с нами на задержание выезжал. Аккуратно только. Собери инфу, кто чем дышит. Особое внимание обрати на неженатых и разведенных, если есть таковые.

— Вы думаете, Холодильщик работает в милиции? — спросил Федя.

Наверное, Федя, как и я, удивился, как быстро теперь Горохов принимал в работу чуть ли не любые Светины предположения. Впрочем, не только Светины — просто Никита Егорович за время работы нашего отдела,