а более высокие транспортные и коммуникационные расходы означали, что все меньше людей напрямую общались с людьми и идеями других культур. Но многие из наиболее важных различий тесно связаны с информационной революцией. Как утверждает Томас Фридман, современная глобализация идет «дальше, быстрее, дешевле и глубже».

Экономисты используют термин «сетевые эффекты» для обозначения ситуаций, когда товар становится более ценным, если его используют многие другие люди. Как мы видели в предыдущей главе, один телефон бесполезен, но его ценность возрастает по мере роста сети. Именно поэтому Интернет вызывает такие быстрые изменения. Экономика, основанная на знаниях, порождает «мощные побочные эффекты, часто распространяющиеся как пожар, вызывающие новые инновации и запускающие цепную реакцию новых изобретений… Но товары — в отличие от знаний — не всегда распространяются как огонь». Более того, по мере того как взаимозависимость становится все более тесной и быстрой, взаимоотношения между различными сетями приобретают все большую значимость. Взаимосвязей между сетями стало больше. В результате системные эффекты, когда небольшие возмущения в одной области могут распространиться на всю систему, становятся все более значимыми.

Хорошим примером системных эффектов являются финансовые рынки. Как уже отмечалось выше, азиатский финансовый кризис 1997 года затронул рынки семи континентов. Относительный объем иностранных инвестиций в 1997 г. не был беспрецедентным. Чистый отток капитала из Великобритании за четыре десятилетия до 1914 г. составлял в среднем 5 % от ее валового внутреннего продукта, в то время как сегодня в богатых странах этот показатель составляет 2–3 %. То, что финансовый кризис 1997 г. был глобальным по своим масштабам, также имело свои предыстории: Черный понедельник на Уолл-стрит в 1929 г. и крах австрийского банка Credit Anstalt в 1930 г. спровоцировали мировой финансовый кризис и глобальную депрессию.

Президент Путин на саммите НАТО в 2002 году

Однако сегодня валовые финансовые потоки гораздо больше. Ежедневные потоки иностранной выручки увеличились с 15 млрд. долл. в 1973 г. до 1,5 трлн. долл. к 1995 г., а кризис 1997 г. был вызван обвалом валюты в небольшой стране с формирующимся рынком, а не на Уолл-стрит. Кроме того, кризис 1997 года застал врасплох большинство экономистов, правительств и международных финансовых институтов, а сложные новые финансовые инструменты затруднили его понимание. В декабре 1998 года председатель Федеральной резервной системы США Алан Гринспен сказал: «За последние двенадцать месяцев я узнал больше о том, как работает эта новая международная финансовая система, чем за предыдущие двадцать лет». Масштабы, сложность и скорость отличают современную экономическую глобализацию от предыдущих периодов и увеличивают вызовы, которые она ставит перед американской внешней политикой.

Военная глобализация также стала более сложной. Окончание «холодной войны» привело к военной деглобализации, т. е. отдаленные споры между сверхдержавами стали менее значимыми для баланса сил. Однако рост социальной глобализации за последние несколько десятилетий имел обратный эффект и привел к появлению новых измерений.

Военный глобализм: гуманитарная интервенция и терроризм

Выстраивая внешнюю политику, американские чиновники сталкиваются с растущей толщиной глобализма — плотностью сетей взаимозависимости, — которая означает, что последствия событий в одной географической зоне, в экономическом или экологическом измерении могут иметь глубокие последствия в других географических зонах, в военном или социальном измерении. Эти международные сети становятся все более сложными, а их последствия — все более непредсказуемыми. Более того, в человеческих системах люди часто пытаются перехитрить друг друга, получить экономическое, социальное или военное преимущество именно за счет непредсказуемых действий. В результате глобализация сопровождается повсеместной неопределенностью. Постоянно будет происходить конкуренция между возрастающей сложностью и неопределенностью, с одной стороны, и попытками правительств, корпораций и других организаций понять эти все более сложные взаимосвязанные системы и манипулировать ими в своих интересах, с другой. Частые финансовые кризисы или резкий рост безработицы могут привести к народным движениям за ограничение взаимозависимости и к откату от экономической глобализации. Хаотичная неопределенность — слишком высокая цена для большинства людей за несколько более высокий средний уровень благосостояния. Если не удастся эффективно регулировать некоторые аспекты глобализации, как мы увидим ниже, она может оказаться нежизнеспособной в своем нынешнем виде.

Быстрота также увеличивает неопределенность и трудности выработки ответных мер. Как уже отмечалось в начале статьи, современная глобализация происходит в гораздо более быстром темпе, чем ее ранние формы. Оспе потребовалось почти три тысячелетия, чтобы завоевать все обитаемые континенты, и в 1775 г. она добралась до Австралии. СПИДу потребовалось немногим более трех десятилетий, чтобы распространиться из Африки по всему миру. А если перейти к метафоре, то в 2000 году компьютерному вирусу Love Bug потребовалось всего три дня, чтобы обогнуть земной шар. От трех тысячелетий до трех десятилетий и трех дней — такова мера ускорения глобализации.

Иногда проблемы глобализации рассматриваются исключительно с точки зрения скорости передачи информации, но это слишком просто. Скорость передачи отдельных сообщений не претерпела существенных изменений с тех пор, как телеграф стал более или менее универсальным в конце IX–X века. Но институциональная скорость — то, как быстро меняется система и входящие в нее единицы, — отражает толщину глобализма. Маркеты реагируют быстрее, чем раньше, поскольку информация распространяется гораздо быстрее, а огромные капиталы могут отреагировать на ситуацию в кратчайшие сроки. Неправительственная организация может сообщить о событии из бразильского тропического леса и в считанные минуты распространить его по всему миру через Интернет. Отдельные новости доходят из Сара-джево в Нью-Йорк не намного быстрее, чем в 1914 г., но институты и экономика кабельного телевидения и Интернета сделали новостные циклы короче и придали большую ценность небольшим преимуществам в скорости. В 1914 г. одна газета обычно не опережала другую, получая и передавая информацию на час раньше, чем другая; если информация успевала обработаться до выхода очередного номера, то она была своевременной. Но сегодня час, а то и несколько минут — решающий фактор, определяющий, находится ли сеть кабельного телевидения в курсе событий или отстает от них. Иногда CNN перехватывает официальные репортажи, и я не раз входил в кабинет чиновника Пентагона или Госдепартамента и обнаруживал, что CNN настроен на телевизор, стоящий в углу.

В богатых странах также возросло прямое участие населения в мировых делах. Простые люди вкладывают деньги в иностранные паевые инвестиционные фонды, играют в оффшорные Интернет-сайты, путешествуют, пробуют экзотические блюда, которые раньше были уделом богатых. Фридман назвал эти изменения «демократизацией» технологий, финансов и информации, поскольку снижение затрат сделало то, что раньше было роскошью, доступным гораздо более широким слоям общества.

Однако это неправильное слово, поскольку на рынках голосуют деньги, и люди начинают с неравными долями. Равенства нет, например, на рынках капитала, несмотря на появление новых