финансовых инструментов, позволяющих участвовать в них большему числу людей. Для инвесторов хедж-фондов миллион долларов и более — это зачастую конечная цена. Более точным термином может быть «плюрализация», поскольку число и разнообразие участников глобальных сетей значительно возросло. В 1914 г., по словам Джона Мейнарда Кейнса, «житель Лондона мог заказать по телефону, попивая утренний чай в постели, различные товары со всей Земли в таком количестве, какое он сочтет нужным, и с полным основанием ожидать их скорой доставки к своему порогу». Но англичанин Кейнса должен был быть состоятельным, чтобы стать глобальным потребителем. Сегодня практически любой американец может сделать то же самое. Супермаркеты и Интернет-ритейлеры распространяют эту возможность на подавляющее большинство людей в постиндустриальном обществе.

Как мы видели в предыдущей главе, неправительственные организации — будь то крупные, такие как Greenpeace или Amnesty International, или пресловутые три чудака с факсом и модемом — теперь могут заявить о себе во всем мире, как никогда раньше. Вопрос о том, обладают ли они достаточным авторитетом, чтобы привлечь и удержать чье-либо внимание, стал ключевым политическим вопросом.

Расширение каналов транснациональных контактов на многоконтинентальных расстояниях, порожденное средствами массовой информации и многочисленными неправительственными организациями, означает, что все больше вопросов становится предметом международного обсуждения, включая правила и практику (от тестирования фармацевтических препаратов до бухгалтерского учета и стандартов продукции и банковского регулирования), которые раньше считались прерогативой национальных правительств. Значительные области управления транснациональной жизнью переходят в руки частных субъектов, будь то создание кодекса, регулирующего работу Интернета, или установление стандартов безопасности в химической промышленности.

Некоторые наблюдатели утверждают, что стоимость коммуникаций свела на нет значение расстояния. В некоторых областях, например на финансовых рынках, это в значительной степени верно, но в обобщенном виде это полуправда. Во-первых, участие в глобальной взаимозависимости возросло, но многие люди лишь в малой степени связаны с какими-либо коммуникационными сетями, выходящими за пределы их государств или даже их самих.

Большинство людей в мире, как мы уже отмечали, не имеют телефонов, а многие крестьянские деревни в Азии, Африке и Латинской Америке связаны с миром в целом лишь медленными и очень тонкими экономическими, социальными и политическими связями. Более того, даже для тех людей, которые тесно связаны с глобальными коммуникационными сетями, значение расстояния сильно варьируется в зависимости от проблемы — экономической, экологической, военной и т. д. Если глобализация подразумевает сокращение расстояний, то для разных людей и разных проблем эти расстояния сокращаются с разной скоростью.

Расстояние действительно не имеет значения, если акция может быть мгновенно продана в Нью-Йорке или Гонконге инвестором в Абиджане инвестору в Москве. Но физические товары перемещаются медленнее, чем капитал, поскольку автомобили и текстиль не могут быть преобразованы в цифры на компьютере. Заказы на них могут быть отправлены без учета расстояния, но автомобили или одежда должны физически переместиться из Японии или Гватемалы в Йоханнесбург или Рим. Такое перемещение происходит быстрее, чем раньше — цветы и обувь теперь отправляются за тысячи километров на реактивных самолетах, — но оно отнюдь не мгновенное и не дешевое. Еще более ограничены расстоянием персональные услуги: люди, желающие сделать подтяжку лица, не могут получить ее по Интернету.

Изменчивость расстояний касается и других аспектов глобализма. Фактическое перемещение идей и информации происходит практически мгновенно, но их понимание и восприятие зависит от культурных различий. Генеральный секретарь ООН Кофи Аннан может одновременно говорить о правах человека и суверенитете людям в Бостоне, Белграде, Буэнос-Айресе, Пекине, Бейруте, Бомбее и Бужумбуре — но одни и те же слова в этих семи городах воспринимаются совершенно по-разному. Точно так же американская популярная культура может восприниматься молодыми людьми в одних культурах как утверждение принципиально новых ценностей и стилей жизни, а в других — как тривиальные символы, выраженные только в бейсболках, футболках и музыке. Культурные дистанции противостоят гомогенизации. Наконец, элементы социальной глобализации, основанные на миграции людей, сильно ограничены расстояниями и правовыми юрисдикциями, поскольку для большинства людей в мире путешествия остаются дорогостоящими, а правительства повсеместно стремятся контролировать и ограничивать миграцию.

Что добавила информационная революция к современной глобализации, так это быстроту и толщину сети взаимосвязей, что делает их более сложными. Но такой «толстый глобализм» не однороден: он различается по регионам и местностям, а также по проблемам. Формируя внешнюю политику в новом веке, мы должны будем реагировать на вопросы, связанные с большей сложностью, большей неопределенностью, более коротким временем реагирования, более широким участием групп и отдельных людей и неравномерным сокращением расстояния. Мир становится больше, но с точки зрения нашей политической реакции, один размер не подходит для всех.

Глобализация и американская мощь

С окончанием холодной войны Соединенные Штаты стали более могущественным государством, чем когда-либо в новейшей истории. Этому способствовала глобализация, но, возможно, она не сохранится на протяжении всего столетия. Сегодня глобализация усиливает американскую мощь, но со временем она может ее ослабить. Глобализация — это дитя как технологий, так и политики. Американская политика сознательно продвигала такие нормы и институты, как ГАТТ, Всемирный банк и МВФ, которые создали открытую международную экономическую систему после 1945 года. В течение 45 лет масштабы экономической глобализации были ограничены автаркической политикой коммунистических правительств. Окончание холодной войны устранило эти барьеры, и американская экономическая и «мягкая сила» выиграла как от связанного с этим подъема рыночной идеологии, так и от сокращения протекционизма.

Соединенные Штаты играют центральную роль во всех аспектах современной глобализации. По своей сути глобализация относится к всемирным сетям взаимозависимости. Сеть — это просто серия соединений точек в системе, но сети могут иметь удивительное количество форм и архитектур. Сети — это и хаб, и спицы, и паутина, и электросеть, и городская автобусная система, и Интернет — все это сети, хотя они различаются по уровню централизации и сложности связей. Теоретики сетей утверждают, что при отсутствии большинства условий центральность в сетях передает власть, т. е. центр контролирует спицы. Некоторые рассматривают глобализм как сеть с американским центром и спицами, протянувшимися к остальному миру. В этой картине есть доля истины, поскольку Соединенные Штаты занимают центральное место во всех четырех формах глобализации: экономической (США имеют самый большой рынок капитала), военной (это единственная страна с глобальным охватом), социальной (это сердце поп-культуры) и экологической (США являются крупнейшим загрязнителем окружающей среды, и их политическая поддержка необходима для эффективного решения экологических проблем). Как уже говорилось выше, США играют центральную роль на современном этапе глобализации по целому ряду причин, включая синкретическую культуру, размер рынка, эффективность некоторых институтов и