Я киваю, а потом разворачиваюсь и стягиваю с себя свитер. Два коротких стука, и Миша заходит в ванную. Кладет на край раковины мои трусики и кивает на них.

– Я решил, что в такой день «Чудо-женщина» тебе подойдет лучше всего.

Я широко улыбаюсь.

– И даже тут он идеальный, – бубню себе под нос.

Миша подходит ближе и, обняв, гладит мою уже обнаженную спину.

– Что ты сказала? Повтори.

– Ни за что.

Он трется своим носом о мой.

– Ты что-то сказала про идеального.

– Если слышал, зачем попросил повторить?

– Хочу, чтобы ты произнесла это не так, словно говоришь о ком-то левом. Скажи это обо мне.

– О, нет. Ты зазнаешься.

– Я уже. Ну же, дай мне хоть что-то.

– Это ты сейчас намекаешь на секс, который тебе не обломился?

Миша смеется.

– Это я сейчас намекаю на то, что мое признание осталось без ответа. Давай, Белка, и я отстану.

– В смысле выйдешь и дашь мне спокойно принять душ?

Миша бросает взгляд на кабинку за моей спиной, а потом отстраняется и стягивает свою кофту.

– Воу, ты что делаешь?

Я пытаюсь натянуть его свитер обратно.

– Раздеваюсь. Пойдем в душ вместе, – отвечает он таким тоном, как будто это само-собой разумеющееся, и Мише совсем непонятно, как это я еще не догадалась, что так и будет.

– О, нет-нет-нет, – быстро тараторю я, а потом вырываю свитер Миши из его рук, чтобы… всунуть ему его обратно. – Я иду одна, а ты проваливай отсюда.

– Грубо, Белка.

– Зато смотри, ты даже сделал шаг назад.

Миша коварно усмехается и, отбросив свитер в сторону, наступает на меня, вынуждая меня пятиться, пока я не упираюсь спиной в стеклянную дверцу душевой кабины.

– А теперь я сделал шаг вперед, и не один. Ну же, Белочка, порадуй меня.

– Чем? – Я корчу из себя наивную дурочку, стараясь не обращать внимание на раздражающую тянущую боль внизу живота.

Миша склоняет голову набок и играет бровями, а я ахаю.

– Ну ты совсем ненормальный? – возмущенно восклицаю, упираясь ладонями ему в грудь. – Я же сказала, у меня «эти» дни начались.

Делаю глаза огромными, чтобы он понял масштабы трагедии.

– Поэтому мы и идем вместе в душ. Я помогу тебе, бедолажке, помыться и… – Он снова играет этими чертовыми бровями.

– Про «и», Миша, забудь на ближайшие пять дней.

Он фыркает.

– Это еще почему?

Я кривлюсь.

– Фу. Я не буду трахаться с тобой, пока у меня… ну, ты понял.

– Я-то понял, но никак не могу догнать, в чем проблема. Грязно? Но для этого мы идем в душ, – повторяет он мне, словно несмышленому ребенку.

Я тяжело вздыхаю.

– Так, смотри. У нас два препятствия: дом твоих родителей и выдающиеся дни месяца. Все. Не будет ни-че-го. Если ты не готов с этим мириться, значит, завтра отвезешь меня домой, и на этом закончим наши так толком и не начавшиеся отношения.

Миша поджимает губы.

– Ты всегда такая противная во время месячных?

Я развожу руки в стороны.

– Будем знакомы.

Уверена, выражение моего лица полно скепсиса. Мише не нравится ни то, что я говорю, ни то, как я это говорю, но ему приходится смириться. Он ерошит свои волосы и с недовольным выражением лица отступает от меня, позволяя мне наконец нормально вздохнуть. Окружил он меня тут, понимаете ли, своим убойным мужским запахом и этим его животным магнетизмом. А я вообще-то слабая женщина, падкая на такие сигналы. Делаю глубокий вдох. Нет, пока я не приму душ, запах Мишиной туалетной воды с моего тела никуда не денется. Надо срочно ступать под воду.

– Выходи! – безапелляционно командую я.

Миша вздыхает и, покачав головой, покидает ванную. Я быстро запираю за ним дверь, раздеваюсь и забираюсь в душевую кабинку, блаженно негромко застонав, оказавшись под теплыми струями воды.

Мне так сладко спится, и снится какая-то фигня про сладкую вату и озеро посреди парка, в котором водоема отродясь не было. И так мне хорошо, что хочется улыбаться во весь рот. А еще горячо внизу живота, при этом в ту область как будто простреливает удовольствием. Я еще не проснулась, а потому не могу осознать источника удовольствий, но в этом тоже есть своя прелесть. Я лишь чувствую крепкое теплое тело, которое прижимается к моей спине и… трется своей дубиной о мою попку. Ну ладно, извращенец, если тебе так нравится. Я улыбаюсь и устраиваюсь поудобнее, немного сильнее прижимаясь к Мише. Он перехватывает меня за бедро и вжимается так, что, кажется, пытается из моего тела сделать слепок для своего выдающегося члена. Я тихонько сонно хихикаю.

– Проснулась моя мучительница, – хрипло бормочет Миша мне на ухо, следом прикусывая мочку. Я сладко стону от его неспешных ласк. – М-м-м, такая вкусная сонная девочка, так бы и съел. – Миша продолжает тереться о меня, теперь уже настойчивее. Его рука блуждает по моему животу, поднимается к груди и сжимает сосок, и я понимаю, чем было вызвано это ощущение сладостного выстрела в пах. Выгибаю спину и хватаюсь за Мишино бедро для упора. Он тут же подхватывает мою ладонь и накрывает ею свой член. – Сожми.

– Миша…

– Сожми, Ульяна, – строго приказывает он, а у меня перед таким его тоном ну вот вообще нет аргументов. Мне кажется, если бы он таким голосом приказал сигануть с обрыва, я бы лишь спросила, насколько сильно разогнаться. – Вот так. Умница.

Миша приспускает свои боксеры и немного отодвигается, давая мне пространство для маневра. Я обхватываю член пальцами и начинаю скользить по нему вверх и вниз, утопая в неге, когда дыхание Миши становится тяжелее, а тело подрагивает от удовольствия. Мне нравится ощущать свою власть над ним. Я быстро анализирую ситуацию. Мы у его родителей, но нам ничто не мешает немного пошалить. Потому что, поскольку я в этом процессе буду участвовать всем, кроме центра удовольствия, то и громких стонов никто не услышит. Из нас двоих только я такая шумная. Миша обычно мужественно сопит и рычит во время секса, но это же не крики.

Я поворачиваюсь к Мише лицом и коварно улыбаюсь. Сначала он смотрит на меня хмуро и с вопросом в глазах, но, когда видит, что я никуда не собираюсь убегать, немного расслабляется. Прикусив губу, ныряю под одеяло с головой и прокладываю дорожку из поцелуев от его шеи к груди, ниже по животу и к заветной цели. Дышать тяжеловато. Но у меня же благородная миссия – удовлетворить своего мужчину. Миша меня раскрывает, я снова прячусь, тогда он вообще отбрасывает край одеяла в сторону.

– Что ты делаешь? – шепчу я, гневно глядя на него.