– Хочу смотреть.

– А если я не хочу показывать? – ворчу, находясь в считанных сантиметрах от гордо стоящего органа.

– Уля, у меня сейчас член взорвется от перенапряжения. Или искрить начнет. Давай уже.

– Фу, хамло.

Я пытаюсь дернуться, чтобы встать, но Миша удерживает меня на месте.

– Ну все, прости, маленькая. Белочка, сделай с этим что-нибудь, иначе я просто умру.

Миша кивает на свой член, а его открытая и немного дурацкая просьба возвращает мне хорошее расположение духа. «Менструальные качели» – так это называет моя мама Алла.

Я опускаю голову и оставляю на головке легкий поцелуй. Миша вздрагивает и откидывается на подушки, шумно выдохнув. Боковым зрением я вижу, как его пальцы цепляются за простынь, зарываясь в нее и сжимая ткань. М-м-м, у кого-то совсем плохо с выдержкой. Коварно улыбнувшись, я вбираю ртом головку и со смаком сосу ее, а потом со шлепком выпускаю. Дразню языком уздечку, и так по кругу. Когда Миша приподнимает голову, и наши взгляды сталкиваются, я краснею и начинаю робеть. Мои движения перестают быть такими уверенными, я просто выполняю механические действия, перестав в полной мере наслаждаться процессом.

– Белочка, сделай как до этого, – хрипит Миша. – Лизни его.

Не выпуская член изо рта, я легонько качаю головой. Могу себе представить, как это смотрится с его ракурса. Черт, да я, наверное, выгляжу как те разведчики в стане врага. Лежу тут, пялюсь из засады глазами размером с линзы бинокля. Щеки покрываются новым слоем краски, и я двигаю губами еще медленнее. Челюсти сводит от напряжения, губы превращаются в тонкий ободок. Теперь Миша приподнимается выше и хмурится.

– Маленькая, что случилось?

Я наконец поднимаю голову.

– Не могу, когда ты на меня так смотришь.

– Блядь, – выдыхает Миша, падая на подушки. – Ну как «так», Уль?

Он раздражен, хотя я тоже, знаете ли, недовольна.

– Я некрасиво смотрюсь с твоего ракурса, не глазей на меня.

Вместо того, чтобы злиться, Миша начинает тихонько смеяться и стонать, как будто устал. А, может, так и есть. Меня не каждый выдержит. И это еще одна из причин, почему я поставила крест на отношениях. Они меня не понимают. В смысле мужчины. Кому-то кажется, что я капризная. Для кого-то я требовательная. Кто-то просто считает чокнутой. И только Миша все перечисленное или нивелирует, или считает забавным. Наверное, он просто такой же странный, как и я.

Миша снова приподнимает голову и гладит ладонями мои щеки.

– Мой член у тебя во рту – это самое эротичное зрелище за всю мою жизнь. Самое горячее. Уль, я не могу не смотреть. Я готов взорваться, глядя на то, как твои губы скользят по стволу.

– Мне неловко. – Снова краснею.

– Маленькая, в постели не должно быть неловко. Если бы мне не нравилось, я бы не смотрел. Улечка, прошу тебя, сделай это, а?

Миша красноречиво указывает взглядом на член, который я все еще держу в руке и по инерции глажу. И я решаю, что ну и черт с ним! Сказал нравится – пусть любуется! В конце концов, какая у меня есть причина не верить его словам? Периодически дергающийся в моей руке член подтверждает слова Миши. И я решаю продолжить ласкать его. Опускаюсь на него ртом и слышу тихий грудной рык в исполнении Миши. Ну все. Этого подтверждения достаточно. Я смелею. Кружу языком по головке, задевая уздечку, всасываю его в рот, втягивая щеки. И бесконечно долго опускаю и поднимаю голову, обнимая ствол губами. Ох, и долго же он держится, у меня уже челюсти сводит. Но я терпеливо корплю над ним, потому что это такой кайф – понимать, какое удовольствие ты приносишь любимому мужчине… Стоп! Это я сейчас сказала «любимому»? О, нет! забудьте. Сотрите это слово из своей памяти. Симпатичному мне мужчине. Красивому. Соблазнительному и сексуальному, да.

В какой-то момент Миша берет инициативу в свои руки. Обхватывает мою голову руками и начинает встречать мои губы своими бедрами, вколачиваясь в быстром ритме. Мне остается только покорно держать рот открытым и пытаться дышать через нос, чтобы не задохнуться. Миша замирает на миг, а потом выстреливает теплой жидкостью мне на язык. Его рука быстро двигается по члену, пока он выжимает остатки своего удовольствия. И мне бы возмутиться, мол, глотать я не соглашалась, но не буду. Мне нравится, что он настолько потерял контроль, что даже забыл предупредить меня о том, что собирается кончить. Да и что предупреждать, когда я и так губами и языком чувствовала, насколько сильно напрягся член, как натянулась кожа. Слышала тяжелое хриплое дыхание с приглушенными стонами.

– Прости, – шепчет Миша, помогая мне заползти на него и улечься на быстро вздымающейся груди. Он запускает пальцы в мои волосы и перебирает их, как делает часто после секса. – Мне надо было, наверное, предупредить.

– Ты прямо читаешь мои мысли, – хмыкаю беззлобно.

– В следующий раз предупрежу.

Я поднимаю голову и смотрю на него с лукавой улыбкой.

– То есть, ты думаешь, что будет еще следующий раз? Однако твоя самоуверенность просто поражает.

– Будет-будет, – отвечает он, прижимая меня ухом к своей груди. Я слушаю ритм его колотящегося сердца и то, как вибрирует в его груди низкий голос. Просто музыка для моих ушей. – У нас впереди еще четыре дня, когда тебя нельзя трогать там, где я хочу потрогать больше всего.

– Говори правду, Лавров. Не потрогать ты хочешь, а потыкать.

Миша смеется.

– И потыкать тоже. Уль?

– М?

– Даже в душе, что ли, нельзя?

– Тебе минета мало, вот скажи мне?

– Нет, мне достаточно. Но я себя как-то паршиво чувствую от того, что ты не получила свою дозу удовольствия.

– Если я сейчас скажу, что твое удовольствие – это и мое удовольствие? Это слишком пошло прозвучит?

– Немного лукаво, потому что все равно это не то же самое.

Мы смолкаем ненадолго. Наши пальцы выводят замысловатые узоры на коже друг друга. Говорить совсем не хочется. И даже вопрос Миши насчет душа как будто не требует ответа. Никогда не задумывалась о том, можно ли в душе, каждый раз критические дни просто служили препятствием для занятий сексом, альтернативы я никогда не рассматривала.

– Уль, не фамильярничай, пожалуйста, – совершенно невпопад выдает Миша.

– Что? – спрашиваю со смехом, поднимая голову.

– Ты назвала меня по фамилии. Мне не нравится. Называй Мишей. Мишенькой еще можно.

– Еще как? – смеюсь я. – Медведем можно?

– Мишкой можно.

– А что с фамилией не так?

– С ней все так, просто когда ты обращаешься ко мне по фамилии, я думаю об армии, а не о любимой женщине.

– Миш, а в ту ночь, когда ты проснулся…

– Мне приснился кошмар, – быстро отвечает он.