Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дом – либо место для сна, либо жилище подруги.
Наряду с пародированием стандартных мотивов любовно-мистической лирики (явление образа возлюбленной и его исчезновение, сон и его толкование, сохранение тайны любви, растворение влюбленного в явленной красоте Божественной возлюбленной), Бусхак напрямую высмеивает суфия, о чем говорит макта‘ цитируемой пародии:
Бусхак в уголке кухни [готовит] рубленое мясо с рисом,
А суфий в уголке уединенной кельи поднимает шум по поводу
подруги.
Рассмотренный ответ не совсем типичен для газелей Бусхака: обычно абсолютно нейтральный по отношению к произведению– оригиналу, в этот раз автор позволил себе легкий укол в адрес суфиев и их духовных исканий.
В отличие от многих других образцов пародии, демонстрирующих сращение с сатирой, ответы Бусхака на эталонные тексты в форме газели практически полностью лишены этой направленности. В них преобладает поэтическая игра по особо трудным правилам сродни той, которая отличает стихи в жанре шахр-ашуб («городские смутьяны»). Применение профессиональной лексики в рамках восхваления представителя определенного ремесла или описания чувств к нему представляло собой особое поэтическое задание, которое требовало от поэта недюжинной фантазии и безупречного владения техникой трансформации мотивов. В подобной технике работает и Бусхак, однако он это делает в рамках практики пародийного ответа на некие общепризнанные образцы газели. При этом он искусно вплетает в них кухонную лексику, остроумно заменяя оригинальные строки «пищевыми» так, что в них зачастую появляется новый, буквальный, смысл и при этом сохраняется посыл оригинала. Его произведения в гораздо большей степени «ответы», нежели пародии, причем ответы, составленные согласно существующим требованиям. И это вовсе не умаляет их ценности, несмотря на кажущуюся «вторичность» и использование оригинала в качестве основы. В произведениях Бусхака есть главное – яркая новизна, оригинальная идея и умелое ее исполнение, ведь сама практика назира-нависи предполагает, что читатель отлично знаком с первоисточником, на который слагается ответ. Читатель наслаждается не только остроумием в применении кулинарной лексики, но и самим характером «пересмеивания» образца, трансформацией исходных мотивов, мастерством шутейного цитирования популярного текста.
В ответах Бусхака на газели его предшественников и современников благодаря наличию фигуры тазмин возникает ситуация нарушенного ожидания, она-то нередко и вызывает комический эффект. Соединение в одном бейте мотива газели-образца, построенного, к примеру, на конвенциональной лексике любовно-мистической лирики, и мотива пародии, опирающегося на кулинарный словарь, не только снижает общий тон цитаты, но и отчасти разрушает подтекст оригинала, не оставляя возможности аллегорического толкования.
По образцу Диванов Бусхака создал свой «Диван нарядов» (Диван ал-албиса) Махмуд Кари, также пародировавший стереотипную образность лирической поэзии, но с применением портновской терминологии.
Подобного рода смеховой и пародийной поэзии можно подыскать явные параллели в средневековой европейской литературе. Достаточно упомянуть комические жития святых «мученика Харенгия» (сельдь) и «чистой сердцем Доместики» (свинья). Существует переделка этого сюжета о «преподобном Селедии», принадлежащая известному украинскому писателю Ивану Франко (1856–1916).
Пародийная поэзия, обыгрывающая различную профессиональную терминологию (поварскую, портновскую и др.), значительно обогатила литературный язык рубежа XIV–XV вв. и явилась одним из путей проникновения образов «ремесленной» поэзии в сферу «высокой» литературы XVI–XVII вв.
Литература XV – начала XVI вв
Апогей классической традиции и начало переходной эпохи
Образование в Средней Азии государства эмира Тимура (1370–1405) ознаменовало начало завоевательных походов, результатом которых стало присоединение к империи Тимура в течение 1381–1393 гг. иранских областей.
Этот период отмечен существенным хозяйственным и культурным подъемом в восточно-иранских землях. Столица Тимура Самарканд была отстроена в непосредственной близости от места, где находился разрушенный Чингис-ханом в 1220 г. древний город. Сын и преемник Тимура султан Шахрух (1405–1447) перенес столицу из Самарканда в Герат, оставив Мавераннахр в удел своему сыну Улугбеку (1409–1449), время правления которого оказалось для Средней Азии периодом наивысшего расцвета. Известный как крупный ученый, основатель знаменитой Самаркандской обсерватории, Улугбек занимался также градостроительной деятельностью и совершенствованием системы образования. При нем в Самарканде были воздвигнуты известное здание медресе на Регистане, великолепный дворец, здание «Китайского дома», славившегося своими фресками и фарфоровой отделкой, в Бухаре – медресе, над входом в которое была надпись: «Стремление к знанию – обязанность каждого мусульманина и каждой мусульманки». Улугбек хорошо знал поэзию, сам писал стихи и собрал при своем дворе цвет образованного сословия.
Для Хорасана блестящий период в культурной жизни наступил во второй половине XV в., когда там правил Султан Хусайн Байкара (1469–1506). В это время в Герат со всех концов Ирана и Средней Азии стекаются деятели науки (медицины, правоведения, этики, историографии и др.), искусства и литературы. В городе, где высились величественные мавзолеи, мечети, дворцы, медресе, где сетью раскинулись сады, водоемы, каналы, творили великий миниатюрист Бехзад (ум. в 1526), каллиграф Султан—‘Али (ум. в 1513), танцор Сад Бадр, знаменитые композиторы и музыканты.
Тем не менее Тимуридам не удалось сохранить целостность доставшейся в наследство империи: западный Иран попал под власть туркменских племен, а затем, в начале XVI в., их сменяет династия Сафавидов (1501–1736). В то же время Хорасан в результате междоусобных войн отошел к Шейбанидам (1507). С этого времени начинается затяжная вражда между Сафавидами, объявившими своей государственной религией шиитский толк ислама, и Шейбанидами, приверженцами сунны.
Упадок Тимуридской империи вызвал к жизни центробежные процессы, которые привели к образованию ряда новых государственных или квазигосударственных образований – иранского, афганского, среднеазиатских ханств, что повлекло за собой и постепенную культурную и языковую дифференциацию народов, их населявших. Именно в это время появляются первые ростки литературного творчества на местных языках. Особенно бурно развиваются тюркоязычные литературы этого региона, которые оказывают непосредственное влияние на литературную ситуацию в целом.
* * *
В Герате в XV в., как некогда в Багдаде или Ширазе, сложилась среда, которая способствовала расцвету искусства и литературы, появились кружки, где бушевали страсти спорщиков – литераторов. Демократизация литературы выразилась в вовлечении в ее орбиту чиновников, среднего духовенства, купечества, ремесленников, странствующих дервишей и декламаторов народных сказаний (дастанов). По верному замечанию А.Н. Болдырева, «образованность представителей гератского “культурного базара” соответствовала уровню формальных требований, предъявлявшихся в самых утонченных аристократических сферах». Это можно объяснить отчасти и тем, что в поэтических собраниях на базаре и на приемах при дворе участвовали одни и те же литераторы и представители науки и «изящных искусств».
В XV в. отмечается бурное развитие ремесленных корпораций и торговых гильдий, вызванное снятием с них части налоговых тягот, и возрастание степени их самоуправления. Сходные изменения претерпевают и объединения литераторов при дворе: становятся более свободными иерархические отношения внутри «цеха» поэтов, признанные главы поэтических школ