Даже простой перечень произведений Джами, дошедших до нас практически полностью, свидетельствует о масштабе его литературных дарований и широте научных интересов, а также о чрезвычайной творческой плодовитости. Нет по существу ни одного жанра классической литературы, в котором он не пробовал бы своих сил. Джами в равной мере можно считать выдающимся религиозным деятелем, ученым, богословом и литератором своего времени. Его перу принадлежат многочисленные трактаты по различным областям традиционной мусульманской науки (комментирование Корана и хадисов), сочинения по теории и практике суфизма и мистической философии, агиографии, комментарии к трудам авторитетных суфийских теоретиков (преимущественно Ибн ал-‘Араби и его комментаторов). Джами являлся также составителем целого ряда трактатов по теории поэзии – «Послания об ‘арузе» (Рисала-йи ‘аруз) и «Послания о рифме» (Рисала-йи кафийа), четырех пособий по разгадыванию буквенных шарад. Среди научных сочинений Джами можно обнаружить также трактаты по грамматике, теории музыки, разнообразные комментарии на поэтические произведения предшественников. Характерно, что ученые занятия Джами теснейшим образом связаны с его педагогической деятельностью как на поприще суфийского наставника, так и в качестве главы поэтической школы и покровителя молодых дарований. Большинство теоретических произведений Джами, а также его комментаторских трудов создавалось в ответ на просьбы учеников и послушников. Сходную роль, по-видимому, играли отчасти и те образцы лирического творчества поэта, в которых он намеренно следовал стилю или индивидуальной манере знаменитых поэтов прошлого (Са‘ди, Амира Хусрава, Хафиза и др.).

Существуют документальные свидетельства того, что Джами в последние годы жизни лично подготовил полное собрание своих произведений. В предисловии к Куллийату автор писал: «Речь моя на протяжении жизни разнообразна… Иногда это – проза, а иногда – поэзия… И хотя каждое из этих произведений в отдельности было рассмотрено и одобрено проницательными критиками…, без сомнения собранное целое обладает таким свойством, которого нет в разобщенных частностях… Поэтому мне представляется целесообразным составить такое собрание сочинений, чтобы зерцалом красоты его целостности и мерилом совершенства его собранности явилось бы гармоническое единство множества его составных частей» (перевод А. Афсахзода).

Следуя принципу, впервые примененному Амиром Хусравом Дихлави, Джами собрал свои монорифмические стихотворения в три Дивана: «Начало юности» (Фатихат аш-шабаб, 1479), «Средние жемчужины ожерелья» (Васитат ал-‘икд, 1489), «Завершение жизни» (Хатимат ал-хийат, 1491). Подобный хронологический принцип собирания Диванов и заглавия, которые соответствовали времени написания стихов, были подсказаны Джами его другом и учеником Наваи, который, в свою очередь, последовал примеру Джами при составлении собственных собраний на староузбекском языке.

Перу Джами принадлежит также широко известное прозаическое подражание Гулистану Са’ди под названием «Весенний сад» (Бахаристан). Стоит упомянуть составленное Джами «Собрание эпистол» (Рисала-и мунша’ат), содержащее переписку поэта с его современниками – членами братства накшбандийа, приближенными Султана Хусайна Байкара, государями сопредельных стран, друзьями и учениками. В предисловии к сборнику автор сообщает, что, не обладая искусством эпистолографа, он все же решился обнародовать свои письма, следуя требованиям времени и обстоятельствам. Приведенный факт служит еще одним подтверждением возросшего интереса общества к сохранению исторически достоверных свидетельств о заметных явлениях культурной и политической жизни.

Джами включил в полное собрание своих сочинений и семь крупных эпических поэм. Существует мнение, что эти маснави были объединены в «Семерицу» под названием «Семь престолов», или «Созвездие Большой Медведицы» (Хафт ауранг) не автором, а позднейшими переписчиками. Однако авторитетный таджикский исследователь творчества Джами А. Афсахзод обнаружил в одном из списков Куллийата фрагмент авторского введения, в котором сам Джами именует эти поэмы «Семь престолов».

С другой стороны, в составе «Семерицы» легко выделяется пятеричный цикл поэм, созданный в ответ на «Пятерицы» Низами и Амира Хусрава Дихлави, о чем сам автор недвусмысленно заявляет в поэме «Книга мудрости Искандара». Характеризуя в свойственной ему ироничной манере результаты своего труда, поэт пишет:

В этой мастерской обмана и разочарования

Из меди создал я пять кладов медяков…

Я принес Дар благородным,

И сам вручил Четки праведным,

Затем пером присвоения

Я приступил к Йусуфу и Зулайхе.

Когда, словно дитя, я сделал себе лошадку из тростинки,

Я погнал эту лошадку в сторону Лайли и Маджнуна.

Когда удовлетворились мои помыслы этими четырьмя,

Я теперь обращаюсь к пятой книге.

На одну нить, словно жемчужины, нанизываю

Книги мудрости, доставшиеся от Искандара.

Первая поэма пятеричного цикла Джами, написанная в 1481 году, носит название «Дар благородных» (Тухфат ал-ахрар)[10]. Поэма посвящена известному суфийскому деятелю Хадже Ахрару (1403–1490), что зашифровано и в названии. При Хадже Ахраре, возглавившем орден, накшбандийа стал доминирующим в Средней Азии, его глава обладал реальной политической властью и пользовался огромным авторитетом среди правителей многих областей. В небольшом прозаическом вступлении к основному тексту поэмы Джами признает, что его произведение уступает «Сокровищнице тайн» Низами. Как и большинство дидактико-философских суфийских поэм, «Дар благородных» содержит пространную интродукцию, включающую традиционное восхваление Аллаха и Пророка, самостоятельные главы о Баха ад-Дине Накшбанде и Хадже Ахраре, а также, вслед за Низами, «тайные молитвы» (мунаджат). Помимо этого, в интродукции присутствуют пространное рассуждение о назначении слова и три «собеседования» (сухбат) о ступенях познания.

Основная часть поэмы распадается на 20 бесед (макала), каждая из которых завершается небольшой притчей. И тематика, и структура поэмы следуют традиции, заложенной предшественниками Джами. В ряде глав поэт рассуждает о положении в обществе ученых, визиров, об отношении государя и подданных. Так, тринадцатая беседа содержит наставления, адресованные правителю и призывающие его к ответственности перед подданными за свои поступки, что полностью соответствует традиционным иранским представлениям о нормах управления государством, сложившимся еще в доисламскую эпоху:

Если корень твоего насилия разрастется,

То насилие твое охватит весь мир…

Целый город бывает разграблен по твоему приказу,

Чтобы для тебя был выстроен один дворец,

Лучше бы тебе прекратить строительство,

Дабы не влекло оно тебя к грабежу.

Целые сады гибнут по твоей прихоти,

Чтобы ты отведал одно яблоко.

Лучше бы тебе воздержаться от этого яблока,

Дабы не держать потом за него ответ.

Значительное внимание уделено в поэме критике современного автору состояния суфизма. Джами строго осуждает шарлатанство и стяжательство суфиев, с одной стороны, фанатизм и чрезмерный ригоризм, с другой. С не меньшей резкостью Джами обвиняет наставников в уходе от ответственности за судьбы общества и «отгораживании» от мира стеной книг.

Вторая часть хамса Джами – суфийско-дидактическая поэма «Четки праведных» (Субхат ал-абрар), посвященная Султану Хусайну Байкара. Джами изменяет структуру традиционной «Пятерицы», заменив любовно-авантюрный