— Сейчас вернусь, — не оборачиваясь, чтобы не было видно его лица, отозвался Смуров.

Ариадна лежала на корме, рядом с какими-то ящиками, руки ее были раскинуты в стороны и чуть согнуты в локтях, волосы рассыпались по палубе, синие глаза неподвижно смотрели в небо. Казалось, она свободно и беспечно раскинулась под ярким солнцем.

Рядом с ней плакала медсестра с брезентом в руках, которым она собиралась накрыть Ариадну.

Девушка подняла глаза на Смурова и проговорила, судорожно всхлипывая:

— Она заслонила собой ребенка. Ребенок испугался и побежал… А мать его тоже убили.

Смуров рухнул на колени и застонал, сжимая голову руками. Фуражка его свалилась и откатилась к ящикам. Он стоял на коленях, раскачиваясь из стороны в сторону, задыхаясь от горя и бессилия, не в состоянии на что-то решиться, проклиная судьбу, войну и самого себя.

Вокруг собирались речники и пассажиры.

— Это что же, муж ихний? — спросил Федю какой-то старичок. — Вот ведь что делают, христопродавцы, у женщин мужей отнимают, а у мужей жен. Красивая какая, ей бы жить да жить да детей рожать.

Смуров наконец с трудом поднялся, взял Ариадну на руки и понес. Она не казалась ему тяжелой, но нес он в тот миг всю скорбь мира, которую должен был передать своему другу. Федя подобрал его фуражку и пошел следом. Матросы с «морского охотника», занятые ранеными, вставали, обнажали головы и провожали их взглядами.

Алексей стоял у борта и смотрел на них неотрывно, видел, как поднимаются матросы и снимают бескозырки, видел лицо Смурова, безжизненно запрокинутую голову Ариадны с блестящей копной свисающих волос; он стоял прямо, без малейшего движения, только заметно было, как меняются черты его лица, как растет в глазах безумный страх.

Он сделал нетвердый шаг навстречу, принял из рук Кирилла мертвую возлюбленную и долго вглядывался в ее лицо, потом посмотрел на Смурова и сказал:

— Кирилл, помоги, ты ведь все можешь.

Смуров отвернулся и заплакал.

Ариадну похоронили в лесу, рядом с другими павшими защитниками Дороги жизни. При погребении присутствовал весь личный состав «морского охотника» и сотрудники госпиталя. Вазген, Настя и Смуров стояли рядом с Алексеем. Настя беззвучно плакала, так, чтобы Алеша не слышал.

Алексей был пугающе неподвижен. С момента гибели Ариадны он словно сжался и находился в состоянии какого-то страшного внутреннего напряжения. Казалось, он не мог вздохнуть, воздух прорывался в его грудь со свистом. Вазген и Кирилл были совершенно раздавлены случившимся. Они пытались как-то подступиться к другу, чтобы он дал выход своему горю, но все их слова разбивались о глухую стену отчаяния.

Грянули прощальные залпы, и провожающие стали расходиться. Алексей не двинулся с места. Друзья отошли и стояли поодаль. Начало темнеть, сумерки сгущались, в глубокой синеве вечернего неба зажглись звезды. Вазген подошел к Алексею и тронул его за плечо:

— Пойдем, Алеша, пора.

Алексей посмотрел на небо, взгляд его затерялся среди звезд. Вазген чувствовал, что друг сейчас не с ним, а где-то очень далеко. На миг ему показалось, что свет звезд отразился в глазах Алеши, вспыхнул и скатился слезами на ордена.

Вечером следующего дня Полина, вернувшись в землянку, где жила с Клавой, застала там Смурова. Он был мертвецки пьян, лежал на кровати в полном обмундировании, в сапогах, голова его покоилась на коленях у Клавы.

— Уйди, уйди, — замахала руками Клава. — Иди ночевать к девочкам. Он сегодня останется здесь.

— Вот еще! — возмутилась Полина. — Ты, видно, окончательно рехнулась. Что-то он трезвым к тебе не захаживал, а как набрался, так и вспомнил, что есть безотказная бабенка.

— Он вспомнил обо мне, когда у него горе приключилось. А пьяный он или трезвый, мне все равно!

— А что у него за горе такое?

— Разве ты не знаешь? Лежнёва погибла.

— А ему-то что? Подумаешь, мировая трагедия! Сколько людей каждый день гибнет. Пьянице только повод дай, он и напьется. А ты его сразу жалеть! Побоев не боишься? Погоди, проспится и отблагодарит тебя за любовь да за ласку, как в прошлый раз.

Клаву последние слова больно задели, ее правильное лицо некрасиво исказилось, глаза зло блеснули, и она громко отчеканила:

— А знаешь, Поля, я сейчас жалею, что тебе помогала. Вересова тебе все равно не вернуть, даже теперь, когда мертва Ариадна. Он потому тебя и бросил, что ты не способна понять, какое горе у Кирилла.

Смуров заворочался во сне и обнял ее за шею.

— Иди, иди, — грозным шепотом продолжала Клава. — Не о чем нам с тобой разговаривать. Хочешь обижайся, хочешь нет, а я его от себя не отпущу.

Полина, разгневанная и оскорбленная, отправилась искать ночлег. Ласковая майская ночь накрыла озеро и сосновый бор серебристой мглой. На земле между деревьями лежали лунные пятна. Маяк посылал пучки света в темную даль водного пространства. На пирсах горели огни, из тьмы вдруг призрачно вырастал нос корабля, потом мачты, трубы и весь корпус. Суда швартовались у причалов для разгрузки.

Полина увидела Вазгена с Настей. Они медленно шли ей навстречу.

— Поля? Ты что здесь делаешь? Вышла погулять? — спросила Настя.

Полина замялась. Не будь рядом командира, она дала бы волю своему негодованию.

— А мы были у Алеши, — печально продолжала Настя, не дождавшись ответа.

— Как он? — спросила Полина.

— Плохо. Молчит. Ушел в себя. Чувствуется, что любое общение для него мучительно. Морщится, словно наши голоса причиняют ему физическую боль. И все же боязно оставлять его одного. Кирилл, как назло, куда-то запропастился. Вазген связался с Новой Ладогой, но его там не нашли.

— Я знаю, где он, — не колеблясь, сказала Полина. — Он у Клавы. Пьян в стельку. Вряд ли он может быть сейчас полезен.

Реакции, на которую она рассчитывала, не последовало. Вазген тяжело вздохнул:

— Да, гибель Ариадны всех нас подкосила. Говоришь, сильно пьян?

— До беспамятства.

— Этого нам только не хватало! Он совсем не пьет, как бы ему не стало плохо. Пошли, надо убедиться, что с ним все в порядке. Предупреди Клаву.

Полина повернула обратно, кусая губы. Возятся все со Смуровым, а до нее никому дела нет. Настя могла бы позвать ее с собой к Алеше. После истории с письмом самой идти к нему неловко. Может быть, именно сейчас они могли бы примириться. Если Смуров пришел к Клаве, почему бы и Алеше не прислониться к Полине в минуты тяжелой душевной травмы.

Она вошла в землянку и сообщила Клаве, что идут командир с Настей. Так как они всюду искали Смурова, ей пришлось рассказать о его местонахождении.

Клава при этом известии вскочила, оправляя на себе одежду. С Кирилла она успела стянуть сапоги и укрыть его одеялом.