Хотя должно было бы про приход, а получилось про другое.

Ну и ладно.

– Как думаешь, у нас с Иркой все классно получится, а? – спросил я Лягу.

Лягушка открыла глаза.

Она посмотрела на меня ласково и чуть высокомерно.

Так иногда на меня смотрели родители в те редкие минуты, когда сосредотачивались на мне.

И я почему-то решил, что Ляга решила сообщить мне, что с Иркой непременно все будет классно.

_______________________________________________

Как легко мне стало жить, когда появилась Ирма. Все-таки, что бы там кто ни говорил, могу повторять бесконечно: любовь только тогда настоящая, когда женщина закрывает для тебя целый мир, когда она, собственно, и становится этим самым миром.

Только такая любовь имеет шанс не быть похороненной на кладбище чувств.

Мой день начинался с того, что я получал эсэмэску от Ирмы: «Доброе утро, мой хороший». А заканчивался ее «Спокойной ночи, любимый!» В рамках этих двух приветов мне было хорошо и замечательно жить.

И, главное, легко. Я не ожидал, что когда-нибудь рискну так сильно привязаться к женщине, – все-таки мой опыт доказывает, что этого делать не стоит. А то ведь, когда она уйдет, ты окажешься в пустоте. И как же жить тогда – в абсолютном вакууме?

Но вот ведь…

Настоящая любовь делает жизнь спокойной и осмысленной. И эти, столь желанные, спокойствие и осмысленность побеждают даже страх и запросто перечеркивают опыт.

Если бы писать мне было проще, чем надиктовывать, и я бы на старости лет решил стать писателем, я бы непременно написал роман про любовь и назвал бы его «Хождение по граблям».

Мне кажется, это лучшее название романа про любовь. Причем шагаем мы по граблям и, соответственно, получаем по лбу с каким-то первозданным восторгом и радостью.

И все шагаем и шагаем. И все получаем по лбу и получаем. И ничего с этим не поделаешь.

Одинокие, упертые в деньги, мужики придумали: мол, спасение в работе. Это когда любви нет. А когда есть она, понимаешь, что спасение в женщине, в ней смысл.

Банально? Да ради бога! Банальность – это абсолютная истина, это то, что не нуждается ни в каких доказательствах.

Да, только женщина дает мужчине понимание смысла и сути жизни. Это банальность. И она не требует доказательств. И я счастлив, что моей, всегда такой нелепой, жизнью именно эта банальность и руководит.

Мне нравится говорить о любви. Да, мне сидеть тут в студии и говорить всякие слова про любовь – здорово! Потому что само это – до невозможности банальное – слово «любовь» мне очень по душе, от него становится тепло.

– Красиво, – услышал я за своей спиной.

Оглянулся, прекрасно понимая, кто это. Этот голос не забудется никогда: Ирка.

Зачем она пришла, Господи? Опять ругаться и грозить?..

– Зачем ты пришла? – спросил я и выключил оборудование.

…Она ушла.

Она ушла, оставив у меня полузабытое, но такое мне родное ощущение собственной мерзости и говнистости.

Нет-нет, все было прилично: Ирка на меня не бросалась, не ругалась – и от того еще хуже.

– Красиво говоришь, – произнесла она совершенно спокойно.

Потом подошла ко мне и положила передо мной фотографии.

На них мы с Ирмой сидели в ресторане…

– Как ты нашла… – начал было я, но быстро понял: как.

Я не люблю рестораны. Мне не бывает в них уютно. Я чувствую себя в них чужим. Мне все время кажется, что мне нахамят, обманут, невкусно накормят. В ресторан надо приходить так, словно ты – хозяин жизни, а у меня так не получается никогда.

Поэтому я хожу в один и тот же ресторан. Со всеми своими дамами. Там меня уже знают и делают вид, что любят.

Поэтому меня не трудно вычислить.

На одной фотографии мы сидели, взяв друг друга за руки. На другой целовались.

– Ловко ты шпионишь, – усмехнулся я. – И чего?

Ирка взяла стул и села так, чтобы видеть мое лицо.

И я ее лицо тоже видел. Оно было печально, в нем совсем не читалась агрессия.

– Я люблю тебя, Серый, – сказала Ирка. – Что мне делать?

Я отвернулся.

– Серенький, я придумала, как тебе отомстить. Твоя баба, конечно, не суперзвезда. Но она и не костюмер, чья личная жизнь не волнует никого, даже ее подруг. Новый любовник Ирмы Стук – это, конечно, не роман Пугачевой и Галкина, и не новая возлюбленная Лепса, но тоже неплохо.

– Ты пришла меня шантажировать?

– Ага, – улыбнулась Ирка. – Правда, я придумала тебе хорошую месть? Думаю, я могу на этом неплохо заработать, как считаешь? За Ирму Стук, конечно, много не заплатят, но явно побольше, чем моя зарплата. За несколько месяцев. Зато вас потом наверняка пригласят на ток-шоу. И твою жену малахольную тоже позовут. Серенький, ты станешь знаменитым. Тебя, может быть, даже сделают, наконец, заведующим цехом. И зарплату прибавят. А у Ирмы твоей вырастут гонорары за корпоративы. В общем, всем будет хорошо.

– Чего тебе надо?

– Тебя мне надо, Серый. Вот ведь горе-то какое. Тебя.

Ира взяла фотографии и начала их рвать на мелкие кусочки.

Это было, как водится, по-театральному мелодраматично и неприятно.

Ира улыбнулась:

– Не бойся, Серенький, если тебе фотки нужны на память, я еще напечатаю. Они у меня в телефоне есть. А ты сильно увлекся певичкой своей. Я за соседним столиком сидела, ты на меня внимания не обратил. Врубился? Ни капельки своего благосклонного внимания на меня не обратил. Ты никого не видишь, кроме нее. Любовь потому что. Ты что, всерьез веришь, что это навсегда?

– Чего тебе надо? – повторил я самый идиотский вопрос из всех возможных. – Ты пришла меня шантажировать?

– У меня, Серенький, не получается тебе мстить, вот в чем проблема, понимаешь?

Я увидел, что Ирке неловко. Такого никогда не бывало.

– Не получается, – повторила Ирка печально. – Я не могу тебе плохо сделать, вот ведь ужас. Я совершенно не хотела в тебя влюбляться, как-то само получилось.

– Ты пришла мне сообщить все это? Зачем? – Я чувствовал, что начинаю жалеть ее, и это меня бесило. Взбешивало, как принято нынче говорить.

– А я все время хочу к тебе. Вот и все. Не бойся меня, Серенький, я мстить не буду. Я буду тебя ждать. Потому что певичка эта тебе надоест скоро. Или не скоро. Но надоест. И ты это прекрасно знаешь, дорогой мой. Потому что Господь дал тебе множество прекрасных качеств, но Он не научил тебя любить. И ты это прекрасно знаешь. Тебе от женщины нужно тепло, и чтобы она картошку жарила не лишь бы как, а как ты любишь. Вот и все. Еще она должна постоянно проявлять нежность в отношении тебя. А Ирма твоя этого делать не станет: у нее на лице крупными буквами написано, что она – звезда, и никто в этом мире ее не интересует так, как она сама себя интересует. Никто ее так не волнует. Ей, наверное, тоже тепла не хватает. И она будет тебе некоторое время благодарна за тепло. А тепло ты давать умеешь, батарея моя. Некоторое время… А потом… Страдания и гудбай. И ты это знаешь прекрасно. И про себя ты все прекрасно понимаешь. Врешь, конечно, придумываешь. Но знаешь все. Я буду ждать тебя, Серенький. У меня не получается ни злиться на тебя, ни обижаться. Надеюсь, что у меня получится ждать. Так и знай.