предыдущего. Реалистичнее самой жизни. Кай с трудом мог усмирить взволнованное сердце. Он распахнул глаза и очутился в мире, лишенном красок. Вслед за исполненной прихотью последовало разочарование, отдающее забытым привкусом грусти.

– Понравилось? – сердито спросила Нина. – Советую не увлекаться.

– Разве это может не нравиться? – еще не оправившись от головокружения, ответил Кай.

– Это ты упустил.

Хлесткой, как удар, фразой Нина вернула его на землю.

* * *

Она рвалась освободиться от путаницы в голове. От догадок о том, что должна была испытать, узнав правду о гибели Джеймса. Все силы Нина сосредоточила на Кае, чтобы исчезнуть в его затерянных чувствах. Страсть демона будоражила кровь, будила огонь в сердце и жилах, но для Нины не имела той же сакральной ценности, что и для обладателя этих воспоминаний.

Пока Кай познавал прошлую жизнь, Нина думала о том, что из себя в прошлой жизни представляла она сама.

Вот только тот, кто мог бы приподнять завесу тайны, был мертв.

Глава 16. Упущенное мгновение

Из головы все не шел Ричард. То, что сказал он в ту праздничную ночь.

«А теперь посмотри, кем ты стал!»

«И кем же я стал?»

«Ты… человек».

Джеймс отнесся к его словам куда мягче, чем Ричи мог рассчитывать, но вот уже долгое время его истина не давала покоя. В угнетении несчастный Джеймс задавался вопросами, совсем не уверенный в том, что находит на них верные ответы. Он действительно оживал? А было ли оправдано его воздержание от душ? Может, их силы и не хватило бы для подчинения города, но чтобы потешить свое самолюбие – более чем достаточно.

В приступе бессилия Джеймс погрузился в музыку, и «Барнадетт» зазвучал гитарными аккордами. Взяв в руки пухлый блокнот с записями – дневник из прошлой жизни – и расшнуровал кожаный переплет. Человеком Джеймс имел привычку писать о перипетиях своей судьбы, демоном – перечитывать записи, как книгу совершенно незнакомого автора, убеждаясь, какое жалкое существование он влачил прежде. Вероятно, и сейчас это смогло бы убедить его принять сторону Ричарда, не противиться своей порочной природе?

Однако, открыв дневник, Джеймс не узнал в нем ни строчки. Так он понял, что оказался во сне.

Стук в комнату вывел его из задумчивости. Забыв обо всем, Джеймс открыл дверь и встретил на пороге Нину. Живую, не связанную с Лорканом узами договора. Темные волосы плавными волнами разбросаны по плечам, пепельный оттенок делал их тусклыми и дополнял бледность лица. Серые глаза уставились на Джеймса твердо, но отчего-то в них мелькнул подавляемый страх. Нина в самом деле боялась его, Джеймса? А если не боялась, то всяко чувствовала себя неудобно на соседском пороге.

При виде Нины Джеймс замер, затаив дыхание, словно любое его слово, жест, вздох могли спугнуть девушку, заставить ее рассеяться, как видение.

– Я пытаюсь поспать, – Нина нахмурилась, чтобы лицом не выдать испытываемой неловкости.

Она вновь потревожила его, только чтобы установить в доме покой, исключительно ради этого.

– Еще даже не ночь, – возразил Джеймс, не совсем придя в себя. Он не мог оторвать от Нины глаз, надеясь запечатлеть в памяти каждую деталь: ее нарочито храбрый взгляд и несмело опущенный подбородок, прямую позу с расправленными плечами и приоткрытые губы, которые искали слова.

– Ты невероятно наблюдательный.

Она была так мила, когда не могла заставить себя открыто озвучить недовольство, когда ничто не провоцировало на гнев, который сделал бы это за нее.

– Не прекращу, пока не попросишь, – ответил Джеймс, лукаво улыбаясь.

– Что?

Джеймс вдруг посерьезнел. Он зачарованно глядел, как показная дерзость на лице Нины сменилась недоумением. Как изогнулись ее темные брови и вздрогнула нижняя губа. Как цепко она поймала его в плен стальных глаз, обрамленных длинными ресницами, выбивая твердь из-под ног.

В реальности он наверняка бы призвал Нину вспомнить пару вежливых фраз, саркастично научил бы ее любезности. Но сказал радикально другое. То, что никогда не позволил бы себе в жизни. Во всяком случае так откровенно. Но разве во сне задумываешься о таких вещах?

– Поцелуй меня.

Он и сам не поверил в то, что хотел именно этого.

Ожидая, что Нина развернется и уйдет в свою комнату, он успел пожалеть о сказанном, как вдруг девушка отважно приблизилась к нему. Она поднялась на носочки, схватила рукой за его затылок, склонив лицо к себе. Сделала это, чтобы доказать ему, что не струсит, не дрогнет перед вызовом – и замерла, не зная, что делать дальше.

Не упуская момента, Джеймс обнял Нину за талию обеими руками и, прижав девушку к груди, накрыл поцелуем, заронившем в сердце искру пламенного чувства. Нежное прикосновение губ вскоре стало обжигающим, а робость сменилась нетерпеливыми покусываниями, разжигая в теле какую-то отупляющую первобытную страсть. Поддавшись ей, демон испустил стон.

В самозабвении он не сразу понял, как девушка стихла в его объятьях, безвольно позволяя взять над собой верх. Прервав поцелуй, Джеймс остановился в сантиметре от ее рта, обдавая прерывистым дыханием. Все происходящее походило на принуждение, делая наслаждение мучительным. Он не успел отдышаться, осознать затруднительность своего положения, как Нина все же подалась навстречу. Она осторожно прижалась к его губам, дав знать, что ничего еще не окончено, и Джеймс снова готов был раствориться в пылу чувств, теперь уже со знанием того, что его непреодолимое влечение взаимно.

Именно таким было его потаенное желание, когда он думал о Нине. Однако трудно было в этом признаться.

Какой-то свет возник в бесконечной тьме. Коснулся сознания и поманил выйти из вязкого сна. Джеймс совершил над собой усилие, чтобы открыть глаза. Веки казались налитыми свинцом, разум туманно опознавал сковавшие тело перевязки. Демон обнаружил себя в постели. Настольный светильник скромным сиянием боролся с ночной тьмой спальни, очерчивая границы неясного пространства и расставив предметы по местам.

– Очнулся, – женский голос донесся, словно издалека. К сожалению, он не принадлежал девушке из видения.

В кресле у письменного стола встрепенулся Грей. Он уснул в ожидании, подперев голову рукой, и теперь, щурясь спросонья, смотрел на Джеймса.

Горло терзала жажда, пить хотелось, как после хорошей попойки. Джеймс с трудом попытался пошевелить языком, но тот оказался сухим и шершавым, как наждачка.

– Какого черта происходит? – слова слетели с губ глухим хрипом.

Грей навис над постелью. Молчание его не было дружелюбным, как и суровый вид. Глаза подернуты усталостью, под ними залегли черные круги; лицо смотрелось каким-то серым, и презрительное выражение не добавляло ему здоровья. Грей недовольно скрестил руки на груди,