class="p1">Хлопнувшая дверь прервала очередь загадок. Кто-то схватил Нину за волосы и стремительным жестом приложил лицом к плиточной стене. Не успела она поймать запах бергамота, как в ухо проникло горячее дыхание:

– Вот значит как, – раздался нарочито ласковый голос Данте. – Общие дела с Ривьерой в комнате прислуги? Даже сложно предположить, какие.

Он сильнее надавил на затылок, вжимая Нину щекой в прохладную плитку.

– Что будет, если я убью его? Ты же быстро забываешь своих любовников…

Нина не пыталась сопротивляться, зная, что это только раззадорит Данте.

– Убери руки, – свирепо зарычала она.

– А не то что?

– Сам знаешь.

– Я не боюсь твоих фокусов, – усмехнулся Данте, похоже, запамятовав об эффекте ее дара.

Вонзаясь ногтями в запястье, ставшее Данте опорой, Нина погрузила демона в дни его нелегкого детства. Мальчиком лет одиннадцати он держался рядом с Гораном во дворе сельской школы, ловя на себе издевательские улыбки одноклассников. Особая внешность близнецов в белых тонах невольно бросалась в глаза и нередко становилась причиной проявления нетерпимости. Но было и то, что сковывало Данте сильнее всеобщей ненависти – собственный брат, Горан.

Воспитанный с омерзением к себе, Данте испытывал неприязнь к копии своего лица, тела, волос. Ему страшно претила путаница в именах, легкомысленное отношение к подобного рода ошибкам, словно у Данте не было индивидуальной личности – отвратительной, но все же личности. В глазах прочих он оставался неотделим от брата, что загоралось в нем яростью и потухало осознанием бессилия. Данте не мог ничего изменить.

В глубине души он желал быть единственной версией себя: прекратить всюду таскаться со своим отражением, прекратить принимать удары от общества за двоих. Но он продолжал держаться за Горана, как за единственного сообщника в этом враждебном мире. У них не было никого, кроме друг друга…

Слепое бешенство накрыло Данте от увиденного. Удерживая Нину за волосы, демон резко дернул ее на себя и с силой двинул лбом о зеркало. От внезапного удара боль казалась особенно ошеломительной. По стеклу расползлись кривые трещины. Данте толкнул ее снова – голову опалило болью еще более острой. На какое-то время мир погрузился во тьму, и только звон падающих осколков намекал на реальность. Пользуясь потрясением Нины, демон насильно прижал ее руку к стене, ту самую, что вызвала в нем нежеланные воспоминания, и, вырвав из рамы внушительный обломок стекла, вогнал острие в тыльную сторону ладони.

От режущего удара Нина содрогнулась всем телом. Она втянула воздух сквозь стиснутые зубы, чтобы не закричать. Ее целиком объял гнев, разум захватила сущность, требующая не показывать Данте слабости, заставить его ответить за содеянное, а в идеале – убить. Все эти внутренние стремления напрочь заглушили боль. С диким остервенением Нина выдернула из руки осколок, взметнув веер алых брызг, и вихрем ринулась на Данте. Она замахнулась на него острием, метя в грудь, но демон ловко отпрянул назад. Нина рьяно гнала его от себя в отчаянных попытках пролить кровь, пока демон не уперся спиной в стену, и отступать стало некуда. Острие разрезало воздух в сантиметре от горла Данте, и он успешно смог воспользоваться промахом. Демон перехватил запястье Нины и направил опасный край осколка ей в лицо, напирая всей силой. Внезапно оказавшись в невыгодной позиции, Нина была вынуждена сопротивляться натиску врага. Натужно шипя, она старалась удержать стекло на нейтральном расстоянии от себя, но под давлением Данте оно с каждой секундой становилось все ближе к глазам…

– Что здесь происходит?

Преисполненный властью голос мгновенно остудил накал борьбы. С пронзительным звоном осколок ударился о пол и разлетелся надвое. В дверях застыл Лоркан, брезгливо наблюдая последствия схватки: кровь запачкала идеальную белизну пола, стен, рукавов Данте. Увечья Нины отнюдь не смягчили взгляд дьявола. В пылу сражения она забыла про разбитый лоб, про кровоточащее запястье. Появись Лоркан чуть позже, он застал бы ее со стеклом в глазнице.

Не распыляясь на порицание буйных фамильяров, Лоркан принялся отдавать приказы тоном, способным довести любого смертного до паники.

– Данте, приведи себя в порядок. Кай, приберись. И сделай что-нибудь с этим, – с открытой неприязнью он указал на руку Нины.

Не получив распоряжений, Нина отправилась на выход из ресторана, распугивая своим видом снующий персонал. Вечерняя тишина набережной рассеивалась шумом бьющихся волн, а одиночество располагало остаться. Девушка опустилась на скамейку, завернула запястье в полы платья, и ткань скоро напиталась кровью.

С моря веяло прохладой и сырым запахом. Над головой расстелилось звездное покрывало, призывая к умиротворению, воспринимающемуся настороженно, с опаской, после ожесточенного боя. Нина закрыла глаза, целиком посвятив себя плеску волн, очищению мыслей от Данте и схватки с ним. Она и так зашла слишком далеко…

– Расскажешь, что случилось? – уединение нарушил голос Кая.

– Нет. – Нина так и не открыла век, чтобы посмотреть на него.

Кай замолк и спустя минуту промолвил:

– Нужно остановить кровь. Жди меня здесь.

* * *

Надо было быть слепым, чтобы не замечать, каким плотоядным взглядом Данте привык одаривать Нину. Стоило ожидать, что рано или поздно он распустит руки. Кай остановился на мнении, что белый демон сам спровоцировал поножовщину, и не теряя времени ринулся за медикаментами.

В спешке он отвергал воспоминания о недавно пережитом прошлом. Под впечатлением от новых чувств невозможно было пренебрегать переменами внутри. Будто прежде заросшая колючим шиповником душа наполнилась чем-то чутким и жизнеутверждающим, распускаясь цветами.

Почему он так дешево и легко и расстался со свободой? Кай поддавался мятежным идеям и тотчас гнал их от себя.

С этим запутанным клубком до конца не выясненных переживаний он дошел до аптеки. Взял салфетки для промывания, бинты и собирался покинуть зал, но увиденное за окнами витрины заставило Кая замереть в припадке какого-то внезапного отупения. Он выпрямился, словно в позвоночник вогнали стальной прут, и изумленными глазами смотрел, как к дверям приближался мужчина суровой наружности в компании никого иного как… Джеймса.

Со звоном дверного колокольчика Кай отпрянул за торговый стеллаж. Прикинувшись, что изучает витамины на полках, остался следить за вошедшими. Ситуация начисто выбила из головы стремление помочь Нине. Вопрос личной безопасности стал острым, как никогда прежде.

Войдя в зал, Джеймс сощурился от белого света ламп.

– А еще ярче нельзя было? А то темно ж, как в заднице.

– Только лихорадка спала, вот надо было тебе… – с досадой вздохнул второй, имени которого Кай не знал.

– Да брось, дай на мир посмотреть.

– Уже посмотрел.

Глаза не обманывали Кая. Это был Джеймс – с черными волосами и узким лицом в щетине. Живой, опирающийся на трость с манерной