litbaza книги онлайнПсихологияВ серой зоне - Адриан Оуэн

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 25 26 27 28 29 30 31 32 33 ... 66
Перейти на страницу:

9. Да и нет
А Небеса словно Колокол,
Бытие – словно Ухо,
И я с Тишиной в этом странном Движении –
Одинока и сломлена – здесь.
Эмили Дикинсон.

Мы предложили мысленно поиграть в теннис как можно большему количеству пациентов, чтобы убедиться: эксперимент работает надежно. К 2010 году в сотрудничестве с Лаурейсом мы отсканировали пятьдесят четыре пациента, которых просили вообразить игру в теннис и пройти из комнаты в комнату – мысленно, разумеется. Учитывая, что на весь процесс ушли тысячи долларов, а также довольно много времени потребовалось на набор добровольцев, оценку сканов и прочие детали, пятьдесят четыре удачных результата стали невероятным достижением, как ни крути. Из просканированных добровольцев и пациентов двадцать три человека находились в вегетативном состоянии, что было доказано серьезными неврологическими обследованиями. Тем не менее в фМРТ-сканере мы обнаружили, что мозг только четырех из этих двадцати трех пациентов (17 %) выдал четкие реакции на наши инструкции.

Длительное путешествие, начавшееся с Кейт более десяти лет назад, получило в некотором роде официальную реабилитацию. Как я давно подозревал, некоторые из впавших в вегетативное состояние пациентов находились в сознании. И не просто бродили в тумане, как в полусне, а внимали инструкциям и производили довольно сложные мысленные действия в течение целых тридцати секунд, за которые их мозг генерировал набор реакций, а мы регистрировали их с помощью нового поколения мощных фМРТ-сканеров. Они (эти люди) наблюдали, слушали, бодрствовали и осознавали реальность. Тем не менее каким-то образом они застряли в серой зоне, потерялись во внутреннем пространстве и не могли оттуда вырваться, если только счастливая случайность не приводила их в наш сканер.

Я стал думать о тех, кому не повезло. Сколько их? От таких размышлений меня охватывал озноб. Никто точно не знает, сколько в мире пациентов в вегетативном состоянии. В медицинских учреждениях по уходу за лежачими больными далеко не всегда уделяется должное внимание ведению документации. В США таких пациентов предположительно от пятнадцати тысяч до сорока тысяч человек. И как свидетельствуют результаты наших изысканий, семь тысяч из них, вероятно, осознают реальность.

Однако нашлись весьма настойчивые оппоненты, опровергавшие наши выводы. Они утверждали, что, хотя 17 % наших пациентов в вегетативном состоянии реагировали на инструкции в сканере, только один из тридцати одного пациента в минимальном сознании (то есть 3 % испытуемых) дал ожидаемый ответ. У пациентов в минимальном сознании мозг, как правило, поврежден не так серьезно, как у пациентов в вегетативном состоянии. Почему же тогда они менее склонны демонстрировать реакцию мозга в сканере? Что-то не сходилось. Если рассуждать логически, мозг пациента в минимальном сознании должен чаще реагировать на наши задания в томографе.

Шесть лет спустя ответ на данный вопрос нашелся, однако в то время мы были весьма озадачены. Впрочем, ученых довольно сложно заставить прийти к единому мнению о том, что такое вообще сознание, не говоря уже о том, чтобы дать общее определение термину «минимальное сознание». Будем считать, в рамках нашей работы, что минимальное сознание означает следующее: иногда человек в сознании, иногда нет, а порой застрял где-то между. В лучшем случае он способен подать хоть какой-то сигнал, допустим, шевельнуть пальцем, подтвердить, что понимает, где находится. В худшем случае он даже этого сделать не в состоянии. Неудивительно, что лишь немногие из наших малосознательных пациентов смогли понять инструкции и перевести их в сложную последовательность реакций, то есть представить игру в теннис. Да и почему они вообще должны быть способны на такую ментальную акробатику? Ведь большую часть времени они и пальцем шевельнуть неспособны, с чего они вдруг начнут воображать игру в теннис? Что же касается девятнадцати пациентов в вегетативном состоянии, которые также не сумели представить игру в теннис, с ними приключилось нечто похожее, только хуже. Они находились где-то между сном и бодрствованием, так глубоко в серой зоне, что и не знали, живы они или нет. Естественно, они не могли представить, что играют в теннис, – они и думать-то не могли!

А как же та самая «фантастическая четверка» – четыре пациента, которые, казалось, находились в вегетативном состоянии и тем не менее совершили все эти умственные подвиги в сканере? Дело в том, что они не такие, как все. Особенные. В реальности они вообще не находились в вегетативном состоянии. Они целиком и полностью были в сознании, только в той части серой зоны, для которой у нас до сих пор нет названия. В той части, где человек может полностью проснуться, хорошо осознавать происходящее, однако неспособен физически реагировать на раздражители, моргнуть, поднять бровь, шевельнуть пальцем. А потому ничего удивительного в том, что те четыре пациента успешно вообразили игру в теннис. Мы бы с вами тоже справились.

Наши исследования навели нас на еще более интересную возможность, о которой я задумывался все чаще и чаще. И подолгу. Прогресс в компьютерных технологиях способствовал созданию сканеров, умеющих распознавать жизнь, затаившуюся внутри нереагирующего тела; так появился шанс по-настоящему поговорить с «запертыми» пациентами, в формате «мозг-компьютер» – то есть машина «строит» мост между серой зоной и внешним миром. Обращаться к пациентам с просьбой мысленно сыграть в теннис – одно, а вот использовать новейшие технологии для полноценного диалога с такими пациентами – совсем другое дело. Но возможно ли это?

Вместе с Мартином Монти, одним из моих самых одаренных и уверенных в себе аспирантов-исследователей, мы в отделе разработали способ осуществить такое двустороннее общение. Начали мы с серии экспериментов со здоровыми добровольцами. Для начала я предложил свою кандидатуру. Мартин наполовину итальянец, наполовину еврей. Он вырос в Италии, а образование частично получил в США. Эта необычная комбинация особенно пригодилась пару лет спустя, когда меня попросили о консультации на тему, связанную с политикой, – прокомментировать клинический случай бывшего премьер-министра Израиля Ариэля Шарона, в 2006 году перенесшего инсульт и проведшего в коме восемь лет до своей смерти в 2014 году.

Один из знакомых Ариэля Шарона связался со мной через израильского коллегу и попросил приехать в Израиль и просканировать политика, подключенного к аппаратам жизнеобеспечения, дабы убедиться: он все еще сознает реальность. Я со своей стороны был рад помочь, но, как ни старался, не мог найти сопровождающего из числа знакомых научных сотрудников.

«Почему мы должны уделять особое внимание Шарону, когда у нас в Англии достаточно и своих больных?» – слышал я в ответ. И понимал эту точку зрения. От прочих пациентов Шарон отличался лишь одним: бывший премьер-министр государства Израиль, известный политик. Разве это делало его достойней других? Разве исследовать его состояние становилось от этого приоритетной задачей для британских врачей? Поездка в Израиль потребует финансовых средств и времени, и неясно, какова будет отдача, что мы получим взамен? Не лучше ли потратить деньги и силы на тех, кто нуждается в нашей помощи здесь, в Англии? Однако, как мне тогда казалось, я слышал отговорки, а не истинные причины отказов.

1 ... 25 26 27 28 29 30 31 32 33 ... 66
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?