Скавицци отпустил микрофон. Взрыв усиленных звуков разнесся по капелле. Викарий-эмерит, пошатываясь, поклонился алтарю, потом взял Мандорффа под руку. Тяжело опираясь на архиепископа, он похромал по проходу, все глаза в капелле в полном молчании наблюдали за ним. Старик не смотрел ни на кого, даже на Тедеско, который сидел в переднем ряду почти напротив декана. Теперь Ломели понял, почему патриарх Венеции пребывал в таком благодушном настроении. Он знал, что произойдет. Не исключено, что он сам и написал эту речь.

Скавицци и Мандорфф вышли из поля зрения, скрылись за решеткой. В оглушительной тишине хорошо были слышны их шаги по мраморному полу. Двери Сикстинской капеллы открылись и закрылись, ключ повернулся в замке.

Конклав. От латинского «con clavis»: «с ключом». С тринадцатого века именно так Церковь обеспечивала принятие решения кардиналами. Их не выпустят из капеллы, пока они не выберут папу, – только на сон и еду.

Наконец кардиналы-выборщики остались одни.

Ломели поднялся и подошел к микрофону. Он двигался медленно, пытаясь сообразить, как наилучшим образом уменьшить нанесенный только что ущерб. Его, естественно, обидели персональные выпады, но это беспокоило куда меньше, чем более широкая угроза его миссии, которая прежде всего состояла в том, чтобы сохранить единство Церкви. Он чувствовал потребность снять напряжение, дать рассеяться шоку, предоставить возможность аргументам в защиту терпимости снова возобладать в умах кардиналов.

Он предстал перед конклавом в тот момент, когда большой колокол собора Святого Петра начал отзванивать пять часов. Ломели посмотрел на окна. Небо уже потемнело. Он дождался, когда стихнут отзвуки пятого удара.

– Братья кардиналы, после выслушанной нами бодрящей речи… – он сделал паузу, услышав сочувственные смешки, – мы можем перейти к первому голосованию. Однако в соответствии с Апостольской конституцией голосование может быть отложено, если у кого-то из членов конклава имеются возражения. Не хочет ли кто-нибудь перенести голосование на завтра? Я понимаю, день был чрезвычайно долгий и кому-то может потребоваться время, чтобы поразмышлять над тем, что мы сейчас услышали.

После некоторой паузы поднялся Красински, опираясь на палку.

– Братья кардиналы, глаза всего мира устремлены на дымоход капеллы. С моей точки зрения, было бы по меньшей мере странно, если бы мы на этом и закончили сегодня. Я полагаю, мы должны голосовать.

Он осторожно опустился на стул. Ломели посмотрел на Беллини. Его лицо оставалось непроницаемым. Никто больше не высказался.

– Превосходно, – произнес Ломели. – Значит, будем голосовать.

Пройдя на свое место, он взял свод правил и избирательный бюллетень, после чего вернулся к микрофону.

– Дорогие братья, вы видите перед собой вот такой бюллетень. – Он поднял в руке бумагу и дождался, когда кардиналы откроют свои папки красной кожи. – Вы видите, что в верхней части на латыни написано: «Я выбираю верховным понтификом», а нижняя часть пуста. В нижней части вы должны написать имя выбранного вами кандидата. Прошу вас сделать так, чтобы никто не видел вашего предпочтения, в противном случае ваш бюллетень будет признан недействительным и ликвидирован. И прошу вас писать разборчиво и так, чтобы ваш почерк невозможно было опознать. Теперь, если вы обратитесь к пункту шестьдесят шесть пятой главы Апостольской конституции, вы найдете там процедуру, которой должны следовать.

Когда все открыли свод правил, он прочел этот пункт вслух, чтобы убедиться, что они поняли:

– «Каждый кардинал-выборщик, в порядке очередности заполнив и сложив свой бюллетень, держит его так, чтобы он был виден, и несет к алтарю, у которого стоят наблюдатели и где размещена урна, поверх нее лежит чаша, на эту чашу и надлежит положить бюллетень. Подойдя к алтарю, кардинал-выборщик громко произносит следующие слова клятвы: „Призываю в свидетели Иисуса Христа, который будет моим судьей, в том, что мой голос отдан тому, кого я перед Господом считаю достойным избрания“. После чего выборщик кладет бюллетень на чашу, затем с нее сбрасывает его в урну. После этого кланяется алтарю и возвращается на место». Всем ясно? Превосходно. Наблюдатели, пожалуйста, займите свои места.

Три человека, которые должны подсчитывать бюллетени, были выбраны жребием на предыдущей неделе: архиепископ Вильнюса кардинал Лукша, префект Конгрегации священников кардинал Меркурио, архиепископ Вестминстерский кардинал Ньюбай. Они поднялись со своих мест в разных концах капеллы и направились к алтарю. Ломели вернулся на стул и взял авторучку, предоставленную Коллегией. Он прикрыл свой бюллетень рукой, как экзаменуемый, который не хочет, чтобы сосед видел его ответ, и прописными буквами начертал: «БЕЛЛИНИ». Сложил бюллетень, встал и, держа его в поднятой руке, направился к алтарю.

– Призываю в свидетели Иисуса Христа, который будет моим судьей, в том, что мой голос отдан тому, кого я перед Господом считаю достойным избрания.

На алтаре стояла большая вычурная урна, больше обычных алтарных сосудов, укрытая простой серебряной чашей, служившей для нее крышкой. Под внимательными взглядами наблюдателей он положил свой бюллетень на чашу, поднял ее двумя руками и сбросил сложенный лист в урну. Поставив чашу на место, поклонился алтарю и вернулся за стол.

Три патриарха Восточных церквей проголосовали следующими, за ними к урне подошел Беллини. Он повторил клятву с придыханием в голосе, а когда вернулся на место, приложил руку ко лбу и, казалось, погрузился в размышления. Ломели был слишком напряжен, чтобы молиться или размышлять, он снова наблюдал шествующих мимо него кардиналов. Тедеско, казалось, нервничал, что было для него необычно. Он неловко сбросил свой бюллетень в урну, и тот упал на алтарь, – Тедеско пришлось взять его и бросить в урну рукой. Интересно, проголосовал ли он сам за себя, подумал Ломели… Трамбле вполне мог так поступить; никакие правила этого не запрещали. Клятва говорила только о том, что ты обязан голосовать за человека, который, по твоему мнению, должен быть избран. Канадец подошел к алтарю с почтительно опущенной головой, потом поднял глаза на «Страшный суд». Трамбле явно был взволнован; он демонстративно перекрестился. Еще одним человеком, верившим в свои способности, был Адейеми, который произнес клятву фирменным трубным голосом. Он сделал себе имя в качестве архиепископа Лагоса, когда его святейшество впервые приезжал в Африку: он тогда организовал мессу, собравшую более четырех миллионов. Папа в своей проповеди пошутил, сказав, что Джошуа Адейеми – единственный человек в Церкви, который может организовать службу без усиливающей аппаратуры.

Потом Ломели увидел Бенитеза, впервые после вчерашнего вечера. Тут, по крайней мере, можно быть уверенным, что он не будет голосовать за себя. Церковная одежда, найденная для него, была длинновата. Его рочетто почти касалось земли, и он наступил на подол и едва удержал равновесие, подойдя к алтарю. Закончив голосование, двинулся на свое место, по пути иронически посмотрел на декана. Тот кивнул ему и одобрительно улыбнулся в ответ. У филиппинца есть привлекательное качество, подумал Ломели, но определить его нелегко: какое-то душевное благородство. Он может далеко пойти теперь, когда обрел известность.