Не знаю, принято ли у немцев говорить длинные тосты. Но на этой свадьбе речи присутствующих были такими, что им позавидовал бы любой грузинский тамада.

Я минут десять вещала про дружбу между народами.

Эдик легко переплюнул меня, сообщив на хорошем немецком, что жена должна любить своего мужа и полностью растворяться в нем, и сделал вывод, что лучше Жанки в этом вопросе не найти.

А растроганный дедушка Тима прочел длинную поэму немецкого автора, после чего сообщил на английском, что Россия этим вечером одержала победу без боя. Чем вызвал сначала шок, а потом аплодисменты присутствующих, многие из которых не подозревали, что герр Альберт знает иностранный язык.

Русская делегация в нашем лице аплодировала громче всех. Победа так победа.

Из ресторана мы ехали на такси.

Смесь немецкого пива и русской водки сделали свое дело.

Жанка и Эдуард открыли окна и орали «Катюшу» и «День Победы».

Тим счастливо и непонимающе улыбался.

А я смущалась, пыталась делать вид, что я не с ними, и думала о том, что, когда переезжаешь в другую страну, нужно уважать ее обычаи.

Казань

До 90-х — ассистент кафедры почвоведения Казанского университета, в 90-е — предприниматель, сейчас замдиректора Академического лицея им. Лобачевского.

Вместо предисловия: в конце девяностых сидел я в компании знакомых. Большинство занимались тогда челночным бизнесом. Начали вспоминать о приключениях, которые случались в разных странах. И тогда Гарик, бывалый челнок, говорит мне — напиши о нас книжку, а истории мы тебе подгоним. Надо заметить, одну историю про него я слышал — его кинули в Китае, и он остался там без денег и документов. Зарабатывал себе на жизнь армреслингом на местном рынке и даже стал чемпионом. А я тогда уже ВГИК закончил и все присутствующие не сомневались в моей карьере. Но времена были не те. И вот недавно, с легкой руки Александры Марининой, узнал про проект «Народная книга. Были 90-х». Мне вспомнился тот разговор, и я подумал: «Время пришло».

Я работал тогда в Казанском университете ассистентом. Времена были, прямо сказать, революционные. Большинство занимались тем, что распродавали то, что можно было продать; аудитории сдавались в аренду одноразовым фирмам. С нашей кафедры взять было нечего, и оставалось заниматься наукой. Так как наш универ свято хранил память о нескольких месяцах, проведенных молодым Ульяновым в его стенах, наш инженер Камиль, подражая Владимиру Ильичу, голосом актера Щукина сообщал: «Я Наденьку за кипяточком на вокзал отправил. Морковный, товарищи, пить будем?» И ставил чайник на газовую горелку. Чай, правда, мы пили плиточный, отдающий пылью грузинских дорог, которую явно туда добавляли. Да что там чай, развесной табак нам приносил какой-то местный алкаш, сигареты были несбыточной мечтой. Самокрутки научились делать, даже самогон пытались гнать в шведском дистилляторе. Питание обеспечивалось со своих огородов. Наконец мой брат, явно обеспокоенный моим существованием, решил вовлечь меня в сферу челночного бизнеса, коим он занимался уже несколько лет, и небезуспешно. Тогда этим занимались многие. И предложил мне поездку в Варшаву в качестве своего напарника.

Помню, была поздняя осень. Перрон, снег вперемешку с дождем. Толпа казанцев больше сорока человек. Кожаные турецкие куртки, китайские пуховики несуществующих цветов, шапочки шерстяные Fischer, и все с тележками, как и я. Камазовские тележки были тогда верхом инженерной мысли. Прочные, оптимальные по размерам (они точно влезали в багажники польских такси и на верхние полки плацкарта), достаточно вместительные. В своих недрах они хранили чистопольские командирские часы, бритвенные лезвия «Нева», тапочки, реже ночные комзовские бинокли и среди всего прочего наши деревянные для обмена.

Наконец вся наша дружная команда заняла весь вагон. На ужин Гарик привычно достал литровую бутылку спирта «Ройял» и двухлитровую бутылку кока-колы. Отлив половину, он залил спирт, и такой коктейль в дальнейшем был самым распространенным напитком в поездке. Незаметно проехали Москву и там сделали пересадку до Вильнюса. В Вильнюсе для меня началась сказка.

В студенческие годы я часто ходил в походы на Кавказ, республики Средней Азии, и их достопримечательности были уже привычны, как и вся их восточная культура, а здесь, в Прибалтике, на меня обрушилась западная культура, и все началось с бутылки пива и нищего на вокзале. Пиво было другим. Просто другим. До этого я знал «Колос», «Бархатное», разливаемое в полиэтиленовые пакеты. А здесь бутылочное с неизвестным названием и без очереди. Это как сегодня сравнить сыр пармезан и наш импортозамещенный тоже сыр с надписью пармезан, а еще колоритный нищий в шляпе и длинном шарфе, прислонившийся к привокзальной колонне. У нас было несколько часов до поезда в Польские Сувалки, а наша компания просто похмелялась, устроившись на тележках в здании вокзала, и многие всерьез удивились, что я решил совершить прогулку по городу. «Чего там смотреть?» — был лаконичный ответ.

И вот уже иду по настоящей булыжной мостовой по узкой улице со средневековыми вывесками, впереди какой-то фантастический костел, откуда доносятся звуки органа. Выхожу к реке без названия, связанной горбатыми каменными мостами. На противоположном крутом берегу замок, обрамленный черными деревьями, будто возникший из сказки. Я ходил как во сне. Вернувшись, пытался поделиться впечатлениями с ребятами. На меня посмотрели, как на идиота, и протянули бутылку пива, видимо, подумав, что не успел опохмелиться.

На границе с Польшей мы застряли. Смена колес и таможенная проверка. Мне рассказали известный анекдот про Петра о том, почему колея шире, чем в Европе. Наши погранцы ничего почти не проверяли, так, документы посмотрели, а вот польские оказались более дотошными, и одна таможенная пани решила проверить содержимое тележек. Мы ей мешать не стали, но и помогать никто не торопился. Полезла на третью полку, а была она в юбке, мужики глазами на ножки, она повернется — все в окно смотрят. И так после нескольких попыток она сдалась, испепелила взглядом и ушла. Поезд вскоре тронулся.

Ура, я в Польше, и хотя вспоминалось, что «курица не птица…», для меня это была Европа. Подъехал огромный, как лайнер, автобус, в котором мы должны добраться до Варшавы. И вот уже мчимся по шоссе. Все какое-то черно-белое, напоминающее фильм «Семнадцать мгновений весны». Вечерело, вдали на холмах чернели замки, черные деревья на заснеженных склонах, черная змея шоссе. Под шуршание шин я заснул, а проснувшись, увидел, что наш водитель в форменном костюме почему-то стоит, а за рулем знакомая кожанка Гарика. Просто попросил порулить. В гостиницу приехали за полночь и еще несколько часов занимались тем, что «перекидывали» циферблаты. Это процесс, когда на один механизм часов ставились циферблаты с разными изображениями, в зависимости от спроса.