Пока программисты корпят над работой и смеются, рабочие общаются между собой. Даже технические специалисты низшего уровня из отдела Блю пытаются разобраться с задачей, и не могут справиться с секретами своего бывшего босса. Возле дыры в стене образуется настоящий штаб.

Люди работают с регистрационным журналом, и Дориан чувствует, что они на пути к успеху. Баланс снова вернется в «Холодную кузницу», и будь Садлер проклят, если станция продолжит существование под тем же руководством. При таких колоссальных убытках с каждого проекта это место можно считать золотым рудником: если новые сотрудники направят RB-232 в правильное русло, его премия взлетит до небес.

Иногда трудно не любить хаос, ведь деньги Садлера являются результатом ужасного управления и плохих решений. Он получает прибыль от чужих неудач и благодарен руководству, отправляющему его исключительно в места масштабных ошибок. Дориан всегда стремится быть ближе к бушующему лесному пожару.

Дневной цикл перетекает в ночной, а у техников нет никаких признаков прорыва. Когда Дориан спрашивает Люси о прогрессе, то получает лишь уклончивое бормотание и технический жаргон. Поэтому он интересуется у Джозепа. Исследование Блю тщательно зашифровано с помощью квантовой криптографии. Янош уверяет, что «Розовый орел» может его взломать. Мужчины и женщины сейчас пытаются вернуть его антенну к жизни.

Прошло несколько часов. Им не нужно, чтобы директор следил за процессом, поэтому Дориан направляется в то место, которое никогда не видел – в питомники. Он посещает хранилище, удивляясь сложным системам безопасности, которыми оснащены боксы с яйцами. Потом просит одного из техников показать ему видео ранее проведенного оплодотворения – все более поздние версии хранятся на секретном сервере Блю.

Они садятся вместе за компьютер одной из химических лабораторных станций, и видео включается. Перед яйцом размером с большую садовую вазу лежит привязанный шимпанзе. Верхняя часть яйца распускается, словно цветок с мясистыми белыми лепестками. Мембрана отходит в сторону, и на свет появляется существо. Оно выскакивает так быстро, что его с трудом можно разглядеть, и тут же наносит смертельный удар.

Это тот самый коготь, который Дориан видел в лаборатории. Он наклоняется к монитору для лучшего обзора и насчитывает восемь мясистых шевелящихся пальцев с костлявыми старческими суставами. Похожий на хлыст хвост обвивается вокруг шеи жертвы, чтобы с незначительным усилием задушить ее. Шимпанзе пытается вырваться из ремней, но вскоре падает и затихает.

– Как долго эти существа могут жить за пределами яиц? – спрашивает Дориан.

Техник пожимает плечами, смущенный разговором:

– Мы никогда не выясняли, сэр. Мы… ну… не хотели бы тратить образец на то, чтобы дать ему умереть.

– Насколько сильны их хвостовые мышцы?

– Я полагаю, что его силу можно приравнять к силе удава.

– Это у вас такая единица измерения? – насмехается Дориан. – Какие эксперименты вы провели?

– Я не… думаю, – заикается лаборант. – Я… я не знаю.

– А что вы делали, когда работали над этим проектом?

– Я, эмм, следил, чтобы ДНК-секвенсоры работали правильно, и подключал оборудование для доктора Окоро и доктора Марсалис.

– Все ясно. Покажите мне видеоролик с рождением.

Техник вводит несколько кодов.

– Я больше здесь не работаю? – интересуется он.

Дориан качает головой:

– Не знаю, это зависит от того, смогу ли я заставить вас показать мне несколько простых видеороликов. Рождение. Сейчас. Приступайте.

Техник быстро заканчивает поиск и открывает кадры того же шимпанзе, но уже привязанного к другому столу. В том месте, где пальцы паукообразного создания крепко держали жертву, кожа разорвана, а шерсть спутана. Глаза примата открыты, и он выглядит растерянным.

– Что случилось с когтистым? – спрашивает Дориан.

– Лицехватом? Он отваливается через день или около того, а затем умирает. Мы находим их мертвыми, лежащими на спине.

Внезапно шимпанзе на экране начинает кричать, и Дориан подпрыгивает. Все его внимание возвращается к видео. Животное трясется и кричит, пенистая слюна течет изо рта и покрывает морду, словно снежные хлопья. Шимпанзе в ужасе борется с ремнями. Затем животное замирает, будто у него случился эпилептический припадок.

На животе мертвой обезьяны появляется фаллический выступ, и у Дориана захватывает дыхание.

Выступ растягивается до тех пор, пока не прорывает кожу, выплескивая наружу поток крови. Шимпанзе снова бьется в конвульсиях, а затем обмякает. Кричащее червеобразное существо стоит в вертикальном положении. Длинные руки, с которых капает кровь и слизь, ищут что-то в воздухе, а крошечные зубы блестят, словно металлические. Существо громко кричит. Этот звук напоминает шипение пара от маленькой трубы.

– О, – говорит техник, прерывая грезы Дориана, – вы знаете, мы провели вскрытие и обнаружили, что у обезьяны было железодефицитное состояние, поэтому мы думаем, что ловец забирает металлы из крови хозяина. Мы называем эту стадию «грудолом».

– Очень буквальные названия у вас здесь. Никакой поэзии.

Слышатся шаги. На пороге появляется Дик Маки с бутылкой пива в каждой руке.

– Название пришло с исходной документацией вместе с образцами. Нет ни наименований видов, ни происхождения. Просто «яйцо», «лицехват», «грудолом». А взрослое существо мы должны были назвать сами.

– Да. И вы выбрали «ловец». Я бы такое название не дал.

– Вы можете придумать другое.

Дик передает одну бутылку Дориану, и директор пробует напиток. Дерьмовый американский «Пилзнер», но так как Садлер не пил пива уже очень давно, он благодарен и за это. Пиво закупорено, что уже хорошо. Дориан часто думает о том, хватит ли у местных смелости однажды попробовать с ним расправиться.

На экране грудолом зарывается обратно в своего хозяина, и из открытой груди шимпанзе начинают литься реки крови и желчи. Тело животного трясется, когда грудолом прогрызает себе путь наверх.

Дик отмахивается от техника, который, кажется, счастлив уйти.

– Два факта о грудоломах, приятель. Первый: если они не могут найти дыру в своих клетках, они залезают обратно в тело и едят еще день. Второй: они принимают характеристики хозяина. Все взрослые особи в наших клетках имеют пропорции шимпанзе и предпочитают ходить на четвереньках. Они не похожи на рисунки, которые «Вейланд-Ютани» отправила с образцами яиц.

– Как так?

Дик делает большой глоток пива и одобрительно моргает:

– Рисунки имели человеческие пропорции, дружище. Не хотел бы я оказаться тем, кто сделал это открытие.

Дориан чувствует приступ ревности к шимпанзе. У него нет желания умирать, но он фантазирует, как оставляет свое генетическое наследие для такого достойного зверя, как ловец. Он никогда не хотел ребенка, но сейчас представляет существо, которое может вырасти из его ДНК, и от этой мысли у него появляются мурашки.