Тот человек не услышал слова конюха, но он ещё раз огрел Азима с Комилом палящим взглядом у дверей конюшни, поправил свою пышную тёмно-коричневую чалму, украшенной золотым шнурком и семью брошью-булавками с красными рубинами, и вышел.

Комил снова прикрыл рот и нос халатом и вдохнул воздух. Опять поймав на себе порицающие взгляды, он беззаботно развёл руками.

— Давай уже поскорее заберём лошадей и покинем эту зловонную конюшню, иначе я провоняю до костей, — проговорил он, прикрывая рот халатом.

Азим закатил глаза от бестактности своего спутника и хотел было обратиться к старшему конюху, но его помощник обратился к ним первым:

— Кони уже оседланы. Вы можете садиться и выезжать в путь.

После сказанного худощавый конюх с глуповатым видом ожидал море похвалы, но вместо этого старший конюх грубо велел ему вывести коней.

— Приведи лошадей господам и убери навоз!

Старший конюх старался всячески угождать Азиму и Комилу, пока она усаживались на коней, и чуть ли не кланялся на каждое их слово. Наконец, когда он проводил наездников до выхода, он обратился к ним с широкой, не бескорыстной улыбкой:

— Вы же… вы же скажете султану, что я помог вам? Я оставил вам лучших коней, хотя за них предлагали четырёхкратную арендную плату, — при этом он смотрел прямо на Азима, так как Комил был занят глотанием чистого воздуха. — Как вы могли заметить, — он кратко посмотрел на Комила и снова обратился к Азиму, — эта конюшня пребывает не в самом лучшем состоянии. Замолвите за меня словечко. В последний раз эту конюшню перестраивали при султане Рузимураде, аж триста лет назад. Вы же видите, какая она… гнилая, — он руками обвёл стены конюшни. — Когда дует сильный ветер, я боюсь, что крышу снесёт и унесёт вместе с лошадьми. Я просил его светлость, султана Бузурга ибн Махмуда о ремонте, когда он лет двенадцать назад, как и вы, ехал в Мирас. Может, он забыл? — задумался конюх. — Ведь он был убит горем, — снова заговорил он. — Может, поэтому и забыл. Правда, горе тогда обрушилось на всех нас, — конюх опустил голову, а через мгновение снова посмотрел на Комила и Азима. — Напомните его светлости, что конюшня нуждается в ремонте… И помощников бы мне ещё парочку, — подумав добавил он, опустив поводья обоих лошадей.

— Обязательно, — пообещал Азим.

Комил кивнул в подтверждение и вместе с Азимом они тронулись в путь.

Юноши ехали медленно вниз по дороге на юг на пегих лошадях. Конь Азима был со светло-бурыми пятнами по всей спине, а Комила с серой гривой и серым пятном, растянувшимся от середины до низа задних ног. Он ехал на нём, задумавшись, а Азим любовался природой. В ста газах от конюшни, справа от дороги росли высокие тополя в три ряда, словно шпалеры. Каждый ряд состоял из двадцати пяти тополей, растущих в строгом симметричном интервале друг от друга. На удивление упорядоченный строй заставлял Азима гадать: «А чьих рук это дело? Природы или человека?»

К первому варианту юноша склонялся меньше, ибо слева от дороги тоже были деревья, правда фруктовые. Росли они где попало и на взгляд их было куда меньше, чем тополей. Через триста газов от тополей слева недалеко от дороги рос один лишь дуб с широкой густой кроной на коротком толстом стволе. Азим заметил несколько путников, отдыхающих под дубом.

У Комила было меньше интереса к окружающей природе. У него на шее под рубахой висели песочные часы с позолоченной окантовкой. Он достал эту голубоватую склянку с отметками и часто подглядывал на время. Комил, словно не доверяя своим часам размером с его большой палец, сверял время со своей собственной тенью, отбрасываемой на лево от послеполуденного солнца.

Заметив это, Азим думал, что Комил взволнован исполнением поручения в срок и, наконец, предложил ему:

— Может поскачем прямо в Мирас?

— Мы изнурили своих предыдущих лошадей, гнав их галопом две мархалы, а до Мираса около четырёх мархал, эти лошади не вынесут такого расстояния, — Комил отрицательно указал на коней.

Конь Азима фыркнул и покачал головой, услышав сомнения в словах Комила.

— Я устал, — продолжал Комил, оставив выходки коня без внимания. — Предыдущая скачка и три сои качки на лодке изнурили меня. Будь моя воля, я бы свернулся калачиком под тем дубом и спал бы до следующего утра.

Азим тоже устал от длительной поездки. Он не привык к такому и тоже хотел предложить Комилу привал. Однако он не сделал этого. Юноша не хотел подвести отца с первым серьёзным поручением.

— Мы можем погнать лошадей, давая иногда им передохнуть, — предложил Азим.

— Новой скачки я не вынесу, — устало вздохнул Комил.

— «Как и я», — мысленно ответил Азим.

— Я держу рузу и ужасно проголодался, — добавил Комил, сожалея, что не съел на сухур ту миску с кала-почой.

— «Как и я», — снова ответил про себя Азим и вспомнил разговор с отцом, имевший место до зари:

«Ты встал? — удивлённо спросил Аъзам, когда его старший сын пришёл на кухню и сел за стол.

— Да, отец. Хочу взять рузу, — полусонным голосом проговорил Азим.

— Но сегодня вам с Комилом предстоит долгий путь до Мираса. Даже верхом на лошадях, дорога отнимет у вас много сил. Ты не забыл, что для путников, чей путь составляет больше четырёх мархал или длится дольше полудня, есть исключения?

— Не забыл, — ответил юноша, наливая молоко себе, отцу, матери и Рауфу.

— Тогда ты помнишь, что в день пути во время поста дозволяется не брать рузу. Путник может пропустить этот день, и взять три дня рузы после поста, — ещё раз напомнил Аъзам, — таковы учения Всевышнего.

— На сколько я понял, отец, до Мираса не так много мест, где можно будет подкрепиться. Потому я лучше плотно поем сейчас и буду держать рузу, чем возьму с собой паёк.

Такой ответ вызвал в Аъзаме чувство гордости за сына, за то, что он начал принимать взвешенные решения. Однако он улыбнулся и поправил сына.

— Вы не поедете прямо в Мирас. По дороге вы остановитесь в селе Олудорон, и путь займёт у вас два дня, если не гнать лошадей.

— Ничего страшного отец, — заверил Азим. — Я уже определился с намерением».

Такое решение уже казалось ему не самым лучшим. Прошло уже две сойи после полудня, до заката оставалось ещё четыре, а пустой желудок уже давал о себе знать.

— Значит, едим в Олудорон? — уточнил Азим.

— Да, — ответил Комил. — А по дороге заглянем на ифтар в чайхану Апи-Дилрабо, она в трёх фарсангах