— Какой я неловкий! Елизавета Дмитриевна, возьмите тряпочку и протрите.

Я ответила:

— Я знаю чудесное бытовое плетение. Могу и вас научить, Павел Владимирович. Пол засияет, словно после генеральной уборки.

Тут я немного лукавила: плетение было самым обычным и половую доску не отполировало бы до блеска, разве что внешнюю грязь убрало, и всё.

— Что вы, Елизавета Дмитриевна? Ни в коем случае нельзя здесь магией убирать. Только по старинке, ручками. Тимофеев запрещает бытовые плетения. Разрешены только те, что по делу.

Глаза аспиранта довольно блеснули. Тоже мне, поборник равенства и братства. Наверняка рассчитывает, что товарищи по партии в случае чего оплатят ему изгнание за рубеж. Куда-нибудь в Париж или Женеву. Вряд ли он согласится на шалаш в Разливе.

— Павел Владимирович, это задача уборщицы, — твёрдо ответила я. — Убирать всю грязь и весь мусор на полу должна она.

— Но это не простой мусор, Елизавета Дмитриевна, — запротестовал он. — Неподготовленному человеку он опасен.

Я посмотрела на подозрительно пузырящуюся лужу и заключила:

— Знаете, Павел Владимирович, я чувствую себя совершенно неподготовленной для уборки непростого мусора. Наверняка должна быть должностная инструкция, в которой указано, что входит в обязанности лаборанта, а что нет. А также как он должен выполнять свои обязанности, тоже описано. Как только Филипп Георгиевич придёт, я у него сразу поинтересуюсь.

Соколов скис. Свои полномочия он явно превысил. Имеет ли вообще аспирант право что-то требовать от лаборанта, это ещё вопрос.

— Руки боитесь замарать, Елизавета Дмитриевна, — укорил он. — Не думаете о тех, кому приходится намного хуже.

— Так и вы о них не думаете, — опустила я его с небес на землю. — Иначе не лили бы на пол всякую пакость.

— Я случайно! — возмутился он.

— Что вы опять случайно сделали, Павел Владимирович? — бодро спросил возникший в дверях Тимофеев. — Вы так кричите, что вас от входа в здание слышно. Ведите себя прилично, и без того про нашу лабораторию болтают боги знают что.

— Это и до меня болтали, Филипп Георгиевич, — угрюмо возразил Соколов. — Недаром…

Он покосился на меня и решил не продолжать.

— Несколько неудачных экспериментов могут быть в любой лаборатории, — возразил Тимофеев, аккуратно водружая пальто на вешалку. — Главное, чтобы их количество было много меньше удачных. — Тут он заметил лужу возле аспиранта и нахмурился. — Павел Владимирович, вы опять? Сколько раз я вас просил быть аккуратнее? Я уже со счёта сбился.

— У меня треснула в руке колба, — нагло соврал Соколов.

— Этого не может быть, — отрезал Тимофеев, тем не менее начиная пристально изучать лужу. — Наша посуда легко не бьётся. И потом, где осколки? Нет, батенька, вы меня не обманете. Опять налили мимо. Почему до сих пор не убрали?

— Я аспирант, а не уборщица! — выпятил грудь Соколов.

— Вы не аспирант, Павел Владимирович, — обманчиво мягко сказал Тимофеев. — Вы — моё персональное криворукое наказание. Только не знаю, за что. Ломаете дорогое оборудование, проливаете дорогие реагенты, портите репутацию лаборатории. Если бы вы ещё чем полезным занимались, так нет.

— Я провожу важное исследование… — начал было аспирант.

— Исследуете, сколько кроликов способны сожрать за день? — невоспитанно и, на мой взгляд, совершенно нелогично спросил Тимофеев.

— При чём тут кролики?

Соколов стушевался и бросил тоскливый взгляд на дверь. Но пробиваться к ней пришлось бы через заведующего лабораторией. Очень недовольного заведующего.

— Думаете, я не знаю, куда уходят результаты неудачных экспериментов? Они у вас в последнее время случаются с поразительной регулярностью.

— Не выбрасывать же нормальное мясо, — вяло огрызнулся Соколов. — Я же не виноват, что они дохнут. Я экспериментирую с металлами и плетениями, пока всё глухо.

— Почему бы вам для начала не поэкспериментировать на мышах?

— Они очень мелкие, в них сложно вживлять, — пожаловался Соколов. — Вы же знаете, Филипп Георгиевич, что с мышами я уже пробовал, и с морскими свинками. Пришёл к выводу, что нужно более крупное животное. Возможно, даже свинья. Свинья вообще подошла бы идеально, она по многим параметрам близка к человеку и…

— Если сдохнет ещё хотя бы один кролик, будете покупать новых за свой счёт, — безапелляционно бросил Тимофеев, полностью игнорируя предложение свиньи в качестве лабораторного животного. — Павел Владимирович, я не понимаю, почему лужа до сих пор на месте.

Аспирант бросил выразительный взгляд на меня, но Тимофеев от него не отвлёкся, явно придерживаясь принципа: «Кто нагадил, тот и убирает», поэтому Соколов с тяжёлым вздохом отправился к угловому шкафу, откуда достал довольно мощный артефактный агрегат, который при активации плетения всосал лужу за считаные мгновения. Вот так вот… А от меня этот наглый тип требовал, чтобы я тряпкой убирала? Вот ведь гад какой! Если у меня по отношению к нему и оставалась симпатия, то она испарилась окончательно после этакой наглядной демонстрации.

— Я всего лишь хотел пошутить, Елизавета Дмитриевна, — извиняющимся тоном тихо сказал Соколов, проходя назад мимо меня с чистящей бандурой. — Вы не думайте, я бы вас тряпкой не заставил убирать.

— А мне показалось, что вы именно это и собирались сделать, — сухо возразила я.

— Вы ничего не понимаете! Это ритуал! — загорячился он. — Посвящение вас в нашу братию, так сказать.

— Пауков или мух? — уточнила я.

Темофеев недовольно нахмурился. Наверное, ознакомился уже со специфической литературой своего подопечного. Соколов же скривился, махнул рукой и поволок агрегат на место. Агрегат сыто булькал. Надеюсь, чистить его мне не предложат. Я этакую махину не подниму. Там, конечно, есть колёсики, но на них только по ровному полу можно катать этот аналог пылесоса.

— Добрый день! — Рысьина вплыла в лабораторию так, словно имела на это полное право, и окинула презрительным взглядом невеликое помещение, задержавшись на мне.

— Фаина Алексеевна, какими судьбами? — подплыл к ней Тимофеев и галантно склонился над протянутой рукой.

— Внучку навещаю, — хищно показала зубы Рысьина. — Небольшие внутриклановые проблемы.

Тимофеев выжидающе улыбнулся, делая вид, что не понимает намёка. Соколов застыл у шкафа, продолжая держать уборочный агрегат на весу и с интересом прислушиваясь к разговору. Но разговор как-то приувял, поскольку княгиня не желала унижаться прямой просьбой и сейчас держала паузу, изучая лабораторию. Со мной взглядом она старательно не встречалась, так что я с чистой совестью прошла к столу, уселась и даже раскрыла книгу, хотя и подозревала, что почитать не удастся.

— Небольшие проблемы не потребовали бы вашего немедленного визита, — наконец нарушил тишину Тимофеев.