Все больше краснея с каждым словом, она шепотом призналась, что этот человек ей «ужасно-ужасно нравится». И похоже, она ему тоже нравится! Зовут его Герб Сондерс, он компьютерщик, но вовсе не такой зануда, как большинство компьютерщиков. Когда она меня с ним познакомит, я сама увижу! Понятное дело, Герб красив до безобразия, высокий, темноволосый, – маленькая плешь не в счет, она ему только идет. По уверениям Эллен, лысина придает мужчине мужественности.

От всех этих подробностей я начала клевать носом (пирог-то уже закончился), но Эллен все разливалась соловьем, не замечая, что я отчаянно борюсь с зевотой.

– Представляешь, это было свидание вслепую. Первое приличное такое свидание из всех, на которые я ходила. Он пригласил меня в кино, на приятный, милый фильм. Не помню названия. А потом поужинали. И пошли в тот бар, где под фортепьяно поют чудесные песенки сороковых-пятидесятых годов. Тебе бы понравилось, тетя Дез!

Интересно, что она имеет в виду?

– Вчера вечером мы снова встретились, и Герб повел меня на «Город ангелов». Я не сказала ему, что ты меня уже водила на этот фильм в мой день рождения.

– Умница…

– Мы договорились встретиться в следующее воскресенье, и ты представить себе не можешь, как я нервничаю.

Еще как могу! А вот чего я не представляла, так это то, как сама буду нервничать из-за этого романа. Но в жизни Эллен так давно никого не было. А я искренне любила глупышку. И потому разозлилась.

– Почему ты до сих пор молчала?

– Боялась сглазить. Я и сейчас боюсь, но не могла дольше сдерживаться. Я должна была рассказать хотя бы тебе.

– Нечего волноваться, не сглазишь.

Я ласково потрепала ее по щеке, и тут как нельзя кстати на кухне тренькнул таймер духовки, возвещая, что долгожданный ужин готов.

Мы лакомились свининкой, тушенной в хересе, – Эллен, будучи истинной еврейской девушкой, обожает свинину. К мясу я приготовила жареную картошку и фасоль с миндалем. А на десерт подала банановый пудинг. Ох, какой хороший ужин… Нет, потрясающий ужин!

Эллен не захотела говорить о Гербе за едой, потому мы трепались обо всем понемногу. Помыв посуду, отправились в гостиную пить кофе, и, как только сели, Эллен потребовала немедленно изложить ей ситуацию с расследованием.

Я рассказала о Селене и о том, что она, по всей видимости, в момент убийства Нила Константина находилась в Чикаго. Про Луизу и Альму вспомнила, что они были в кино. А потом рассказала о тех, у кого нет алиби…

Когда я замолчала, Эллен зловеще проговорила:

– Ты влюбилась, тетя Дез! В этого Билла Мерфи…

– Ну… может, оно и так. Но я никогда не позволю, чтобы это глупое чувство мешало моей работе. Кроме того, если алиби подтвердятся, а похоже, так оно и случится, вероятность, что убийца – Билл, пятьдесят процентов.

– Ну нет! – решительно возразила Эл­лен. – У мужа Селены… как там его… куда больше причин желать смерти бедному мистеру Константину.

– Уоррен. Джек Уоррен. А с какой стати ты так решила?

К стыду своему, должна признать, что порой Эллен раздражает меня. Ну скажите на милость, откуда у нее такая из пальца высосанная логика?

– Давай порассуждаем, тетя Дез. Во-первых, он, то есть Уоррен, наверняка Константина люто ненавидел. Правильно?

– Н-ну… может быть.

– Во-вторых, Селена унаследовала бы все эти деньги. И если бы они с Уорреном примирились… – Она не закончила фразы, да этого и не требовалось. – Думаю, у этих двоих найдутся куда более серьезные мотивы, чем заурядный долг, верно?

– Точно!

В словах Эллен действительно имелся смысл. Как это я, баранья голова, сразу не сообразила, что Уоррен мог получить выгоду от смерти Константина. Но после пары минут размышлений мне пришлось вставить шпильку в теорию Эллен: – Не надо торопиться. Уоррен мог даже не знать о наследстве.

– Спроси Селену, говорила ли она ему.

– Она не признается, даже если говорила.

– Но попытаться не мешает, – настаивала Эллен. – Да пусть даже он и не знал о наследстве, любовь все равно более сильный мотив, чем пара тысяч долларов.

– Десять тысяч долларов, – напомнила я.

– Да хоть сто!

Мы несколько минут молча пили кофе. Затем Эллен вернулась к разговору:

– Ты же проверишь ее алиби?

– Селены? Еще бы.

– А как насчет служителя? Может, он со­лгал.

– Наверное, это не исключено. Но зачем ему?

– Мало ли какая причина, – упрямо твердила Эллен. – Привратника могли и подкупить. Постой-ка. Ты спросила этих двух женщин о содержании фильма, чтобы убедиться, что они его

видели?

– Какой смысл? Если бы я собиралась лгать о фильме, то уж непременно выбрала бы такой, который уже видела. А этот они вполне могли видеть. Это римейк. Он даже на кассетах есть.

– А что за фильм?

– "Рождение звезды".

– С Барброй Стрейзанд? Помню, я его смотрела давным-давно. А ты его видела?

– Нет, но зато я видела вариант с Джуди Гарланд, гораздо раньше тебя. Кстати, не хочешь послушать пластинку? Это действительно замечательно.

– Конечно.

Я извлекла пластинку и поставила ее, возможно, на самый древний проигрыватель в Западном полушарии. Чудесный голос Джуди Гарланд заполнил комнату. Мы не произнесли ни слова, пока она не закончила свое завораживающее исполнение «Мужчины, который исчез».

– Только не говори, что Стрейзанд поет не хуже, – сказала я с вызовом, но совсем не провокационно.

– А? – ответила Эллен.

– Когда играла эту роль.

Иногда Эллен приходится все разжевывать.

– А-а. – До нее наконец дошло. – Я и не поняла, что ты имеешь в виду. Я думала, ты знала.

– Что знала?

– В фильме с Барброй Стрейзанд совсем другие песни. По-моему, она сама их написала.

– Ты уверена? Там действительно другие песни?

– Совершенно уверена.

Значит, у меня имелось на два подозреваемых больше, а вероятность того, что убийцей окажется Билл Мерфи, сократилась до одной четвертой. И, несмотря на то что теперь убийство находилось дальше от разгадки, чем прежде, я почувствовала себя гораздо счастливее.

Не думаю, что мои чувства в какой-то степени нарушали обет, который я дала себе над уни­тазом. Разве что совсем чуть-чуть.

Все понедельничное утро я исступленно пыталась дозвониться до малолетней Альмы Констан­тин. Наконец в два часа дня трубку сняла красавица Тесс.