На обратном пути Лида встретила Остапова, того самого дежурного врача из приемного. Она машинально кивнула в знак приветствия, но он остановил ее.

– Вы ведь внучка Титова?

– Да.

– Я смотрел его сегодня. Мне очень жаль.

– Почему?

– Ему не становится лучше. Организм не борется. Он угасает. Вы ведь знаете, что в понедельник консилиум.

– Да, но разве это не значит, что ему будут подбирать новую терапию?

– Аркадий Викторович вам не говорил? Скорее всего, будет принято решение о выписке.

– Но ведь лечение не подействовало, и… – Лида замолчала, пораженная догадкой. – Неужели?..

– Да. Когда мы не можем ничем помочь, мы отправляем человека домой. Простите.

– Я понимаю, – Лида продолжала смотреть на врача распахнутыми глазами, словно ожидая чего-то хорошего.

– Извините, мне пора, – он сунул руки в карманы и пошел в ординаторскую.

Лида стояла на месте, пытаясь прийти в себя. Потом развернулась и медленно побрела в палату. Виталик и Андерс стояли у окна, и Виталик что-то быстро говорил шепотом. Андерс молча слушал, наклонив голову набок.

– Андерс… – тихо позвала она.

– Что? – они оба обернулись.

– Я видела врача, и… и он сказал… – она вцепилась в запястье Андерса, – …он сказал, что мой дедушка умирает. Они хотят выписать его в понедельник домой. Умирать.

– Лидия, мне так жаль…

– Лида, соберись. Не надо, чтобы Александр Борисович видел, как ты убиваешься, – Виталик говорил с ней по-русски. – Просто побудь с ним. Поговори. Домой отправляют не умирать, люди годами могут лежать парализованными. Не начинай плакать, ты ничего не изменишь. Ему и так тяжело, ты делаешь только хуже.

– Да. Да, ты прав, – Лида сделала глубокий вдох и продолжила на английском: – Оставьте меня с дедушкой наедине, пожалуйста.

Они вышли, и Лида присела на край койки. Дед устало смотрел на нее, но взгляд был сонным. Лида погладила его по голове, как ребенка.

– Я так скучаю без тебя, – шептала она. – Так скучаю.

Она взяла его за здоровую руку, и он ответил слабым пожатием.

– Расскажи мне, – едва слышно выдохнул дед.

– Что?

– Что-нибудь.

И Лида стала рассказывать. О том, как была у врача, о том, что у нее будет мальчик. С ручками и ножками. О том, что Андрей привез пирожные, а тетя Оля собирается печь шарлотку. Обо всем. Дед прикрыл глаза и, казалось, уснул, но продолжал держать ее руку, а она шептала и шептала, пока слезы сами собой скатывались по щекам. Лида не заметила, как за окном сгустились сумерки. Чья-то рука тронула ее за плечо.

– Посещения заканчиваются, – тихо сказал Виталик.

За его спиной стоял Андерс.

Лида вытерла слезы тыльной стороной ладони и поцеловала деда в лоб.

– До завтра. Я люблю тебя.

В коридоре у Лиды прихватило живот, и в уборной она обнаружила следы крови на своем белье.

– Обратитесь в гинекологию, – сказала ей дежурная медсестра, когда Лида сбивчиво объяснила ситуацию. – Выйдете из нашего корпуса и направо до конца.

Они торопливо покинули неврологию. Виталик шел впереди. Лида держалась за руку Андерса, как за спасательную соломинку.

Дежурного врача пришлось ждать около часа, а появившись, та отчитала Лиду за бездействие.

– Почему вы не на скорой? – недовольно заявила миниатюрная дама лет сорока с коротким черным каре.

– Я была в соседнем корпусе, у меня там дедушка…

– Документы с собой?

– Да.

– Проходите.

Второй раз за день Лида попала в кабинет УЗИ. Только теперь процедура заняла пару минут.

– Угроза прерывания, – коротко сообщила дама. – Берите телефон и поднимайтесь в отделение.

– Это выкидыш? Ребенок жив?

– Это угроза, – резко повторила женщина. – Плод пока на месте. Будем пытаться сохранять.

Лида вышла в холл и сказала Виталику:

– У меня угроза прерывания. Меня кладут. Они… Они ничего не говорят конкретного. Пожалуйста, переведи Андерсу. Я не могу сейчас вспомнить слова. Извини, что я тебя прошу, но мне больше некого. И позвони мне домой, позови Андрея. Это мой брат троюродный. Скажи ему все, только… ну, смягчи как-нибудь. Ничего, мол, страшного. И пусть придумает что-нибудь, не нервирует мать. Все, мне пора.

– Держись.

Лида снова сжала руку Андерса.

– Как ребенок? – спросил он.

– Он еще жив. Прости.

И она вышла вслед за медсестрой.

Утром Лида с трудом проснулась от шума голосов и попыталась понять, где находится. Она увидела перед собой салатовую стену, белый потолок и прикроватную тумбочку. Лида медленно села. На ней была ситцевая больничная рубашка в цветочек.

Лида вспомнила вчерашний вечер. Неприятный осмотр на кресле, капельница. Кажется, она плакала. Было темно, а потом соседка… Аня… Нет, Наташа… Привела медсестру. Вроде так.

Телефон был почти разряжен и стоял на беззвучном режиме. Лида увидела несколько пропущенных вызовов. Она перезвонила Андрею, успокоила, как могла, и попросила захватить ей самое необходимое. Потом набрала Норберга. Он рвался ее навестить, но Лида понимала, что с российской больницей он один не справится, и снова связалась с Андреем, попросив встретить Норберга у входа в отделение и провести с собой.

После сбора анализов и скудного больничного завтрака начался обход. Высокая докторша с проседью подошла к Лиде.

– Вы у нас вчера поступили с выкидышем?

– С угрозой прерывания. Я.

– Ах, ну да, – врач полистала историю болезни. – Капельницу вам ночью поставили? Так… Что-то беспокоит сейчас? Кровянистые выделения, боли?

– Нет.

Тамара Михайловна, как представилась врач, села напротив Лиды и стала заполнять карту, задавая всевозможные вопросы.

– Скажите, а долго может продлиться лечение? – спросила Лида, когда анкетирование закончилось.

– Вы куда-то торопитесь?

– У моего дедушки инсульт, он в неврологическом отделении. Его должны выписать в понедельник, и ему нужен уход.

– Вы хотите сохранить беременность?

– Да.

– Тогда вы должны пробыть здесь столько, сколько потребуется. Уход сейчас нужен вам.

– Может, можно лечиться амбулаторно?

– Стрельникова, я могу вас выписать хоть сейчас. Но вы сейчас отвечаете не только за себя, и если у вас есть хоть капля здравого смысла, вы ляжете и будете лежать до победного. Это понятно?