Он вытащил из кармана телефон.

– Да. Я. В ПИТе. У меня. Понял.

Лида неловко смотрела в сторону, чтобы не казалось, что она слушает чужой разговор.

– Звонил Аркадий Викторович по поводу вас, – врач засунул телефон обратно, и уголок его рта насмешливо дернулся вверх. – Сомневаетесь в моей компетенции?

Лида выпрямила спину и посмотрела Остапову в глаза.

– Нет. Но Аркадий Викторович наблюдает дедушку с самого начала.

– То есть это не первый инсульт?

– Первый. Но был микроинсульт.

– Когда?

– Две недели назад.

– То есть он у нас уже лежал?

– Нет. Мы лечились дома.

– Сами?

– Нет, конечно. Аркадий Викторович посмотрел моего деда сразу после того случая. И прописал курс препаратов. Мы все пропили, и доктор говорил, что есть положительная динамика. Дед находился с ясном уме, самостоятельно ел и передвигался по дому.

Остапов вопросительно поднял брови. Весь его вид демонстрировал скептицизм и несогласие.

– То есть Аркадий Викторович даже не предлагал вам госпитализировать деда?

– Нет. Я вызывала скорую в тот день, когда дед стал немного… заторможенным. Но они сказали, что инсульта нет и это просто возрастное.

– Понятно. Какие лекарства вы давали?

– Сейчас, – Лида порылась в сумке и достала бумажку со списком назначений.

Врач пробежал по ней глазами и вернулся к заполнению документов.

– А вы считаете, что надо было ложиться в больницу?

– Я ничего не считаю, – какое-то время Остапов молча писал, а потом оперся локтями о стол и посмотрел на Лиду. – Я не видел вашего деда. Может быть, симптоматика была маловыраженной, а нарушения в работе мозга незначительными. Не мне судить. Но, по моему мнению, любой подобный случай требует обследования.

– То есть инсульт произошел из-за домашнего лечения?

– Нет. Нет такого закона, по которому за маленьким инсультом обязательно должен следовать обширный. Обычно, если это происходит, то происходит в течение трех суток. Аркадий Викторович сделал грамотные назначения и проследил, чтобы угроза миновала. Но вашему деду… – он заглянул в документы. – Восемьдесят шесть. Он в группе риска, и угроза инсульта для него в принципе миновать не может.

– Но шансы есть?

– Шансы есть всегда. Но вы должны здраво оценивать ситуацию. Мы, конечно, сделаем все, что можем. И профессор Кудрявцев – один из самых опытных наших специалистов. Но возраст вашего деда работает против нас. Даже самое прогрессивное лечение может не дать результатов.

– Я понимаю, – Лида сжала пальцы.

– В какой-нибудь провинциальной больнице его бы просто не взяли. У некоторых врачей есть негласное правило не брать пациентов за восемьдесят, чтобы не портить статистику смертности в учреждении.

Лида молча смотрела на него.

– Вы удивлены?

– Нет. Но вы же не из таких? Я имею в виду больницу.

– Мы – нет. Но шансы от этого поднимаются не сильно. Вы должны быть готовы, что даже если он выживет, вряд ли мы добьемся полного восстановления.

– Но он же в сознании?

– Сейчас – да. Но инсульт был обширным, и на данный момент у него полностью не работает правая половина тела.

Чья-то рука словно сдавила ее горло. Она судорожно вдохнула.

– Вы не знали? – Александр Семенович замялся. – Но ведь его в таком состоянии привезли.

– Я… Просто дома он пытался встать, я думала, просто слабость… И только лицо… О, Господи…

– Ну, теперь вы знаете.

Когда Остапов закончил с бумагами, Лида вышла в коридор, оглушенная.

Они дождались Кудрявцева. Тот подтвердил слова дежурного врача, но старался Лиду подбодрить, расхваливал возможности больницы. Лида поблагодарила профессора и сунула мзду за госпитализацию.

– Я одного не пойму, – сказал Андрей, когда они вышли к машине. – Если у них такое оснащение, то чего же он раньше не велел класть дядю Шуру?

– Не знаю, – Лиду обуревали разные эмоции, и в их числе была досада. – Надо было класть сразу. Вот дура! Я так обрадовалась, что дед останется дома, что не подумала ни о чем другом. Этот дежурный врач дал мне понять, что стоило бы положить еще тогда…

Ласковое июньское утро набирало силу. Но его задорное тепло было теперь Лиде в тягость. Не должны ужасные вещи случаться в солнечные дни!

– Как думаешь, есть шанс, что дед выкарабкается? – спросила она тихо.

Андрей сжал ее руку.

– Эй, никто же не запрещает нам надеяться. Врачи считают, что есть. Давай ждать новостей.

Тетя Нина плакала второй день. А когда рядом кто-то раскисал, Лида против воли собиралась с силами. Ей тоже постоянно хотелось реветь, но приходилось подбадривать других. И стоило признаться: так было даже лучше. Не будь рядом дедовой сестры с дочерью, Лида бы, наверное, отчаялась. Но бытовые дела приходили одно за другим, и время двигалось быстрее. Андрей уехал домой в воскресенье: ему предстояла рабочая неделя. А тетя Нина с дочерью осталась ради брата. Правда, все выходные дед пробыл в интенсивной терапии, куда не пускали посетителей. Эта неизвестность, да и само словосочетание «интенсивная терапия» и довели пожилую женщину до слез. В шкафу у деда она нашла старые фотоальбомы и постоянно их пересматривала.

В понедельник у деда был консилиум, его перевели в палату. Лида пробежалась по магазинам за покупками: йогурты, детские пюре, одноразовые пеленки, крем от пролежней и тому подобное. После обеда их с тетей Олей пустили. Дед лежал у окна. Лида бросилась его обнимать, и он в ответ слабо погладил ее левой рукой. Он выглядел беспомощным и никому не нужным среди желтых стен и белых простыней. В палате пахло мочой и хлоркой. От деда тоже исходил дурной запах, его губы пересохли и были покрыты белыми корочками. Лида достала влажные салфетки, и они с тетей Олей как могли вытерли и освежили похудевшее тело, поменяли одежду и пеленки. На бедрах появились красные пятна пролежней.

– Надо дать денег медсестрам, – шепнула тетя Оля. – Посмотри, до чего его довели.

– Да, я тоже подумала.

Лида оставила тетю Олю кормить и поить деда, а сама пошла искать сестер. У ординаторской она столкнулась с Кудрявцевым.

– Как у дедушки дела?

– Ничего нового. Извините, я спешу сейчас, поговорим завтра, хорошо?

– Конечно, – тихо ответила Лида.

Из женской палаты слышалось раздраженное ворчание. Лида подошла к дверям и увидела, как полная одутловатая санитарка с короткими кудрявыми волосами меняет пеленки под старушкой. Она вертела сухонькую бабушку, как что-то неживое, наспех вытирая испражнения мокрой тряпкой.