– Раньше мы жили в большой трехкомнатной квартире в центре, оттуда и мебель. Не выбрасывать же было? – Она втиснулась между столом и стулом и предложила проделать то же Жене.

Женя была девушкой стройной и фокус повторить смогла.

– Это все она, – обведя кухню тощей, высушенной ручкой, пояснила Полина.

– Кто она? – переспросила Женя, пытаясь устроиться поудобнее.

– Галя Васильева.

– Вы с ней так хорошо знакомы? – оживилась Женя, тут же забывая о вдавившейся ей в грудную клетку столешнице.

– Еще бы, – едва слышно, с горькой усмешкой проговорила Полина. – Это благодаря ей я оказалась в этой конуре, с отрезанной грудью и угрозой скорой смерти.

– Как это?

– А вот так. – И женщина распахнула свой заношенный махровый халат, демонстрируя Жене жуткий розовый шрам на том месте, где должна была быть правая грудь. Женя едва не вскрикнула от неожиданности. Зрелище было ужасное.

Женина реакция Полине понравилась.

– Вы хотели взять у меня интервью? Я согласна. Если желаете, то завтра можете прийти с оператором.

– Вообще-то он внизу, в машине сидит, – еще не оправившись от шока, проговорила Женя.

– Да? – задумчиво произнесла Полина. – Ну ладно. Если хотите, можем сейчас все записать. Как вы думаете, мне нужно переодеться? Или, может, так лучше снимать? – И она провела рукой по своим блеклым, похожим на перья больной курицы волосам. – Ведь я хочу, чтобы люди увидели правду о том, что стало со мной, а к чему тут прекрасы?

– Вы совершенно правы, – ликуя в душе, весомо ответила Женя. – Но прежде чем мы приступим к записи, может, вы мне в двух словах расскажете всю историю, чтобы мы решили, как лучше ее преподнести? Вы подумайте, а я пока схожу за оператором.

– Ладно, – покладисто согласилась Полина.

– Только можно в начале этого интервью вы покажете мою фотографию, вот эту, – произнесла она, когда Дима включил камеру, и полезла рукой под стул. Достала оттуда красивую, явно профессиональную фотографию в строгой дорогой раме.

– Кто это? – спросила Женя, протягивая руку за снимком, чтобы получше его рассмотреть.

– Я, конечно, – бесцветно произнесла Полина. И вообще все ее реплики были на удивление лишены эмоций. Если в душе у нее и жили боль, обида, горечь, страх или сожаление, все это умело скрывалось за плотной, мутной, словно струи дождя, завесой бесчувственности.

Женя второй раз за день с трудом сдержала неприлично громкое восклицание, но по ее лицу и так все было понятно.

С фотографии улыбалась молодая, хорошенькая женщина с ямочками на щеках, с блестящими, пышными золотисто-рыжими волосами до плеч, яркими, искрящимися глазами. Если бы Женя не знала, что на фото запечатлена Полина, она бы решила, что эта женщина наверняка легкомысленная хохотушка. Таким беззаботным и озорным было выражение ее глаз. А еще наверняка любимая и счастливая в браке.

Женя подняла глаза, от картины полнейшего благополучия, запечатленной на фотографии, не осталось и бледной тени. Словно в фильме ужасов, юная цветущая девушка обратилась вдруг смертью с косой.

– Правда впечатляет? – оперлась подбородком на худой сжатый кулак Полина.

– Да.

– Я познакомилась с Васильевой случайно, просто есть на свете дуры вроде меня, которые верят людям, – приступила к рассказу хозяйка квартиры, когда Женя вдоволь налюбовалась портретом. – Это было три года назад. Васильева тогда работала в другой клинике, на «Чкаловской», мы там жили неподалеку. И вот дернуло меня пойти туда на осмотр, так просто, для профилактики. Ну и сходила. А на приеме как раз Васильева сидела. Ничего особенного она мне не сказала, так, обычный осмотр. Сказала, что надо бы провериться на скрытые инфекции, я согласилась, в следующий раз выяснилось, что у меня эти инфекции есть, потом оказалось, что лечить их лучше в клинике, и вскоре незаметно для себя я подсела на эту клинику, как на наркотик. А точнее, на Васильеву, – рассказывала, глядя куда-то мимо Жени, хозяйка, так и не сообразившая за все время разговора предложить гостье чаю, кофе или хотя бы воды. Видимо, настолько глубока была ее погруженность в собственные проблемы.

– Я до сих пор пытаюсь понять, как так вышло, что мы стали с ней созваниваться. Она приходила ко мне в гости, мы стали вместе ходить в театры. И вы знаете, что удивительно, это была не ее инициатива. Это я ей звонила. Меня к ней словно магнитом тянуло, я была как под гипнозом, – вдруг неожиданно ожила Полина. – У мужа тогда дела хорошо шли. Мы машину дорогую купили, ремонт в квартире сделали, мебель вот поменяли. – Полина обвела печальными глазами свою захламленную кухню. – Я тогда не работала, так, ходила от скуки то на одни курсы, то на другие. Детей у нас с мужем нет, так что время было. И вот спустя три месяца нашего «лечения» Васильева мне заявляет: «Полька, ты беременна!» Я от счастья плакать была готова. Муж страшно обрадовался. Наблюдаться я, конечно, хотела только у Васильевой, хотя это и обходилось в копеечку. Но деньги были, к тому же кто станет на детях и здоровье экономить? – подняла она вопросительный взгляд на Женю.

– Никто, – коротко согласилась та, не желая, чтобы Полина отвлекалась от главной темы.

– Вот и я не экономила, что ни прием, то пять тысяч, то три, и так по нескольку раз в неделю. А потом Галя мне сообщила, что у ребенка патология и надо срочно делать аборт.

– А патология на самом деле была? – сочувственно спросила Женя.

– Не было никакой патологии, впрочем, как и беременности, – криво усмехнулась Полина. – Был химический аборт, потом восстанавливающая терапия, с уговорами типа: «Не расстраивайся, Поль. Ты еще молодая, здоровая. Подождем немножко и снова попытаемся, а пока давай собственную клинику откроем? Ты же прирожденный руководитель. Я буду главврачом, Наташу позовем администратором». Наташа – это наша общая знакомая.

– И вы согласились? – не веря собственным ушам, спросила Женя.

– А как бы еще я в этом раю оказалась? – Впервые за всю беседу Полина проявила яркие эмоции, но этот всплеск тут же погас. – Муж взял кредит, мы арендовали помещение и стали «лечить». – Слово «лечить» Полина произнесла с едким сарказмом. – Потом начались жалобы, претензии пациентов, одна дамочка даже в прокуратуру написала, что Васильева у нее деньги обманом выманила. Мы с Наташкой были в панике, но Галя нас успокоила. Не волнуйтесь, эта истеричка просто на жизнь обижена, а я все правильно делала и лечила ее хорошо. Как бы то ни было, но прокуратура ничего доказать не смогла, у Гали с документами все в порядке было, а на любое обвинение она только и повторяла, что пациентка просто хочет на ней свою злобу выместить. И мы верили. Дальше – больше. С жалобами обращались все чаще, а я, дура, даже не насторожилась. Так ей верила и мужа уговаривала! – Полина вдруг не с того ни с сего рассмеялась неприятным хрипловатым смехом. – А потом у меня уплотнение в груди появилось. Я, конечно, к Васильевой, она нас всех к тому времени от всех болезней лечила. «Галь, может, мне обследование пройти?» – она только улыбалась. «Волноваться не о чем». А потом уже было поздно что-либо делать, пришлось грудь удалять. Пока я в онкологии лежала, в клинике новые прокурорские проверки начались. Пациенты от нас, конечно, врассыпную бросились, доходов никаких, одни убытки. Муж бедный между работой и больницей разрывался, ему не до клиники было. Потому что никто не знал, удастся меня спасти или нет. А у Наташки, наоборот, радость случилась, она забеременела.