Больше суток Элис держалась только на протеиновых батончиках из автомата и кофе. Первая чашка была разлита из такого же пузатого кофейника на её кухне и выпита за компанию с Николасом. Следующая — с ним же в ожидании вызванной им бригады парамедиков. Лукас спал, но электронный термометр показывал тридцать девять градусов. Она запаниковала, а Ник сразу схватился за телефон.

Моноспот-тест на мононуклеоз был сделан в машине «скорой помощи».

Её мальчик, ослабевший от температуры, так жалобно заскулил, когда врач потянулся к нему со шприцем, что Элис едва не выскочила с ним прямо на ходу.

Ни слова не говоря, Ник стянул куртку и закатал рукав джемпера, подставляя под иглу свою руку.

- Смотри, это совсем не страшно. Не скажу, что не больно, но точно не больнее, когда ломаешь нос. Ты ломал когда-нибудь нос?

Он обратился к их малышу, а сам незаметно сделал знак врачу, чтобы тот не мешкал.

Элис, хоть и была на расстоянии одного инфаркта, момент просекла и попыталась вовлечь в беседу беззвучно ревущего сына.

— Нос мы не ломали, да, малыш? Но вот коленки сдирали. Помнишь, как ты упал с самоката?

— Ды-ааа…

— Ты падал с самоката? И остался жив?

С таким восхищением, наверное, поклонники взирают на Тома Круза, когда узнают, что все трюки он делает сам.

Кивок Лукаса пришёлся как раз на момент, когда доктор протирал ему руку спиртовым тампоном, а Ник всё продолжал вещать:

— Героичнее парня в жизни не видел! Это же надо — упасть с самоката и отделаться содранными коленками. Я с велика однажды упал, так только штанину разодрал. Влетело конечно, но с кем не бывает. А тебе тоже попало?

— Нет. Мама плакала очень. Потом, когда я уже спал.

— Мамы — они такие.

Ник так на неё в тот момент посмотрел, что Элис сразу перестала дрожать, хотя до этого от переживаний у неё зуб на зуб не попадал. Или это горячее тельце сына, которого она держала на руках всю дорогу, пока они ехали в клинику, прожигало её грудную клетку — кто знает. Но она полностью отдалась этому сначала слабому, а потом уже ревущему потоку благодарности и признательности человеку, который взял на себя заботу об их благополучии. Отдалась и успокоилась, безоговорочно поверив, что всё будет хорошо.

Так и случилось.

Отдельная палата, забор анализов по приезду, мягкая кровать для Лукаса и диван для неё. Ник наотрез отказался куда-либо уезжать, поэтому пришлось потесниться. Но сначала они оба каждый со своей стороны держал за руку их мальчика, пока медсестра ставила ему капельницу.

Лукас капризничал. Ручка болела, горлышко тоже. Спать хотелось, но заснуть не получилось, и пока температура не начала снижаться, они все пережили не очень приятные минуты.

Их лечащий доктор испросил разрешение на использование лёгких седативных препаратов, и Элис пришлось подписать несколько бумаг. Но до этого Николас завалил врача вопросами о возможных побочных эффектах. К ответам она не прислушивалась, всецело доверившись по этом вопросу Нику.

— С вашего позволения, я всё равно сделаю пару звонков, — сказал он в конце и вышел в коридор. Доктор не обиделся. Или сделал вид.

От присутствия медсестры в палате они отказались и всю ночь в четыре глаза наблюдали за спящим Лукасом. Снова пили кофе, который Ник приносил из автомата, и много говорили. Возможно, рассказывали друг другу таблицу умножения — Элис не помнит ни слова из этих разговоров. Ник отвлекал её от тягостных дум, но они всё равно лезли в голову. Страшные истории про онкологические заболевания, которые начинались как простудные. Про инфекции, которые развивались так стремительно, что убивали человека в течение нескольких часов. В одном из детских садов на соседней улице недавно от менингита умерла девочка — женщины в магазине обсуждали. Даже думать об этом было больно, не то что представить…

В какой-то момент Ник взял её за руку.

— Элли, всё, что ты сейчас напридумываешь, останется только в твоей голове. Пожалей себя. И меня тоже, потому что видеть твой больной взгляд совершенно невыносимо.

— Ты всегда можешь уйти.

Даже затуманенный страхами мозг отметил, как сварливо это прозвучало. Слава богу, что Ник пропустил этот тон мимо ушей. Или же, как ранее их доктор, предпочёл не заметить.

— Никуда я не уйду, и ты это знаешь.

— Но я не могу выкинуть из головы все эти ужасы только потому, что тебе это не нравится!

— Я и не прошу, — Ник провёл ладонью по её щеке. — Но как убеждённый материалист знаю, что мысль нематериальна. И озвучивать страхи нужно. Хотя бы для того, чтобы изгнать их из себя.

— Я… — Элис всхлипнула. — Я боюсь. Он никогда так сильно не болел, понимаешь? А что если это одна из тех болезней, от которых дети умирают?

— Если я скажу, что мы делаем всё возможное, чтобы этого не случилось, ты мне поверишь?

Вторая ладонь легла ей на щёку, заставляя оторвать взгляд от сына и повернуть голову в сторону Николаса.

Он улыбался.

Пока она изводила себя тревогой этот стервец улыбался!

Конечно, чего ему не улыбаться, не смеяться над ней — глупой наседкой, трясущейся над своим цыплёнком. Ведь он не имеет никакого отноше…

Её лицо запылало так сильно, что Элис удивилась, как Ник не отдёрнул от него руки.

— П-прости, — пробормотала она, оказавшись загипнотизированной серыми глазами, казавшимися в этот момент почти чёрными. Это оказалась всего лишь мысль, но от её эгоистичности и несправедливости Элис стало плохо. Пока ещё Ник не сделал ничего из того, в чём она собиралась его обвинить. И, судя по всему, не сделает.

— Не надо всё на себе тянуть, цветочек. В хомут впрягается вторая лошадь.

Теперь уже улыбнулась она — слабо и почти болезненно.

— Обещай, что с ним ничего не случится.

— Не случится. Обещаю. Если Лукас пошёл в меня, то горло — его слабое место. У меня всё детство прошло в тонзиллитах. В восемь удалили миндалины, а до этого мятные леденцы и маршмэллоу были моими лучшими друзьями (Как лечат ангину в США — отдельная история — прим.автора).

— Думаешь, это наследственное?

— Очень может быть. Надо поговорить с мамой. Помнится, у неё был рецепт чая, от которого становилось легче.

— С мамой?

— Ну да, с мамой. А что тебя удивляет? — Глаза Ника снова улыбались, хотя он старательно пытался сохранить серьёзность. — Как у любого человека, у меня есть родители. Слава богу, живые и здоровые. А ещё куча родственников — кузенов и кузин, тётушек и дядюшек, и все они жаждут с вами познакомиться.

По спине Элис пробежал ощутимый холодок.

— Жаждут познакомиться? Ты рассказал им про… про нас?

— Пока ещё нет. Жду твоего разрешения.