Мне ведь нравится Кирилл. С ним хорошо, спокойно. Я ведь влюблена в него. Да?..

– Меня ждут, – говорю тихо, не смотрю в глаза Глеба. – Ничего страшного не случится, если я сегодня увижусь с ним.

Боже, если он просто играет, стремясь реализовать свой план мести, то ему нужен Оскар. Но в том-то и дело, что в глубине души я знаю – это не игра. Я ведь сразу поверила в его объяснение. Я вообще удивительно легко верю Глебу, это и пугает.

– Ты серьёзно не догоняешь, почему я тебя останавливаю? – прорывает его. – Мне надо это озвучить?

И ведь скажет. Знаю это наверняка, его уже мало что сдерживает. Но не меня.

Мы тут одни. Мы едва знаем друг друга. Мы начинали чуть ли не с вражды, и непонятно, с чего вдруг обоих так переклинило. Я влюблена в Кирилла. Мы с Глебом – брат и сестра, по крайней мере, в глазах наших родителей. И вообще…

– Моя мама беременна, ясно? – неожиданно для себя выпаливаю, уловив едва заметное движение Глеба ко мне. – Я врала тебе, скрывая эту информацию!

Теперь я знаю, что такое звенящая тишина. Такая пронзительно молчаливая, что отдаётся в ушах.

Глаза Глеба сужаются, а я тяжело дышу, как после изнурительного бега. Я ведь обещала маме не говорить, какого чёрта… И это в момент, когда братец правда был готов оставить прошлое в прошлом.

А теперь я, получается, перечёркиваю будущее. Он ведь видит, что правду говорю. Пусть и не знает, что не всю и что Кирилл всё равно не мой парень, но вряд ли Глебу сейчас до того, чтобы об этом предполагать.

Он был готов довериться и поверить. Но этот момент уже упущен, ясно улавливаю это в слишком уж длинной паузе.

– Я пойду, меня ждут, – непонятно зачем говорю, проходя мимо.

Мне ведь нравится Кирилл. Я влюблена в него с момента, когда он перешёл в наш класс. И сейчас мне предстоит вот уже четвёртое свидание с ним.

Ведь всё хорошо, я радоваться должна, как на крыльях лететь. Откуда эта тяжесть внутри?..

***************

В назначенном месте, у ближайшего к дому канала реки, я оказываюсь даже раньше, чем Кирилл. То ли неслась туда, сломя голову, то ли наш разговор с Глебом занял гораздо меньше времени, чем казалось по насыщенности.

В любом случае, это не самое лучшее открытие – я остаюсь наедине с мыслями о случившемся. А подумать ещё как есть о чём!

Не представляю, как мы теперь с Глебом будем. И стоит ли мне оставаться с ним дальше, на месяц… Я говорила, что не видела необходимости съезжать к папе, но после того, что мы с братцем друг другу наговорили и не сказали – будет странно, если останусь. Да и неловко тоже.

Надо будет что-то решить. Сегодня отвлекусь, проведу с Кириллом максимум времени, вернусь домой поздним вечером, даже ночью – сразу спать. Темноты можно не бояться, не сомневаюсь, что меня проводят, если попрошу. А завтра проснусь самым ранним утром, соберу вещи и сразу же с папой свяжусь.

Мотаю головой, пытаясь выбросить мысли о том, что Глеб, возможно, будет волноваться за меня, если совсем уж поздно вернусь. И уж тем более стоит избавиться от воспоминаний о том, как он надрывно и чувственно смотрел, как говорил…

Какая разница, что это было. И даже если… Даже если Глеб влюблён в меня, это не повод терять голову. Я не должна так остро реагировать, а глупому сердцу пора перестать отбивать в груди сумасшедший темп.

Заставляю себя думать о Кирилле, снова окунуться в то чувство, которое было со мной с самого его появления в школе. Его глаза, улыбка, взрослые рассуждения, загадочность…

– Ой, привет, давно ждёшь? – размытый образ как-то незаметно превращается в реальный.

Я даже не сразу выхожу из оцепенения, увидев перед собой Кирилла.

– Я влюбилась в тебя в первый день, когда ты перешёл к нам в школу, – на удивление легко говорю ему. – Помнишь, в свой первый день ты сказал, чтобы тебя не отступали с рассказами о каждом из одноклассников и что ты хочешь сделать выводы сам, без ярлыков?

Кирилл озадаченно кивает. Похоже, его немного шокируют мои признания и настрой. Неделю назад мне было бы неловко от этой реакции, но сейчас всё даётся так просто, что даже обидно. Нет того трепета, волнений, холодных ладошек…

– Вот тогда я и влюбилась, причём впервые в жизни, – продолжаю, пытаясь погрузиться в те эмоции. Или хотя бы смутиться того, что даю Кириллу понять об отсутствии опыта в отношениях.

Но ощущение, будто я просто рассуждаю о школьных буднях. Никаких эмоций… Может, они придут потом? Может, я ещё даже и не соображаю, что всё это реальность?

– Я… – неловко начинает Кирилл, но порыв толкает меня заткнуть его поцелуем.

И не потому что я боюсь каких-то его возражений или вроде того – как ни странно, мне даже всё равно, что он об этом думает.

Я просто цепляюсь за него, как будто утопаю. Пытаюсь погрузиться в этот поцелуй, чтобы выжить, чтобы почувствовать хоть что-то, чтобы перестать видеть перед собой чуть ли не дикий взгляд Глеба.

Беременна, значит.

Вообще, я догадывался, что они с отцом зажигали и при жизни мамы. Вернее, при борьбе за жизнь. Это не должно было удивить. Глупо было бы рассчитывать, что они познакомились, влюбились и мариновали друг друга в чём-то вроде френдзоны, ожидая, когда «будет можно». Такой расклад был бы, кстати, не менее тошный, чем тот, что получается.

Но всё это нехило окунает в ту ситуацию, которую вроде бы был уже готов отпустить. Я не позволял себе плыть в этих воспоминаниях – нафига? Утонуть можно, захлебнуться и не вывезти. Да и не в моём стиле упиваться страданиями – осмыслил, стряхнул и живи дальше, опираясь на полученные выводы.

Но я даже сейчас навскидку могу предположить кучу вариантов, к которым мой папаша мог бы прибегнуть, если уж у него офигеть какая любовь случилась офигеть как не вовремя. Был бы человеком, нашёл бы нормальный выход. И никакие нахрен чувства его не оправдывают.

Он бы мог оплатить маме лечение в лучшей клинике и создать для неё максимально комфортные условия. Мог бы показать, что ему не всё равно, что с ней происходило – вовсе необязательно любовь изображать, чтобы тепло подарить. Мог бы чуть чаще появляться дома и интересоваться её здоровьем – мир бы не рухнул, если притормозить со свиданками с желанной женщиной.

В общем, он мог бы что угодно делать. Что угодно, кроме того, чтобы не ночевать дома сутками, избегая проблем, растворяясь в новом романе. Что угодно, но не отделываться формальными вопросами про самочувствие и скупыми «всё будет хорошо». Вроде не дебил, чтобы не понять, что неискренность и витание в других мыслях невозможно скрыть. Хотя пытался ли он вообще? Не первая измена.

И если уж на то пошло, он бы мог уже давно отпустить маму и не доводить её до такого. Ведь не любил никогда. Лишь пользовался её чувствами, прикрываясь удобной отмазкой «сохранить семью ради ребёнка». Когда хотят сохранить семью, работают, чёрт возьми, над отношениями, а не с унылым видом ночуют и функционируют дома, параллельно сношая кого-то на стороне.