ведет».

Взглянула матушка родимая:

«Мужик-то едет, отца ведет».

Выходят на ворота железные,

Хотят жгать-пали́ть до́бра мо́лодца,

90 Говорит-то Соловей Рахматовиц:

«Не сердите вы удала добра молодца,

Не сердите вы да Илью Муромца,

Откупите вы меня золотой казной».

Он зашел к им в комнаты,

95 Увидел платье богатырское.

«Есть у нас во погребе глубокоем

Тридцать три бога́тыря сидят,

А кони их на конюшнях стоят».

Он пошел, этих бога́тырей и выпустил,

100 Отобрали золоту́ казну

И поехали в стольный Киев-град.

Пировали-столовали у солнышка Владимира.

Солнышко Владимир-князь дал Илье Муромцу

Дороги́ подароцки — ку́нью шубу.

105 Старо́й-от по полу похаживат,

Таковы́ слова выговариват:

«Эта шубочка мне в любве́ пришла».

А боярам толстобрюхим завиду́ стало,

За великую досаду показалося.

110 Сказали они князю Владимиру,

Что-то старо́й-то по полу похаживал,

Таковы́ слова выговаривал:

«Эта шубочка мне-ко не в любви́ пришла».

Князь Владимир рассердился,

115 Посадил его в погреб глубокий.

А жена-то, княгиня-мать Апраксия,

Кормит, поит его чем надобно.

Какой ли король поддался, а некому воевать.

Говорит княгиня-мать Апраксия:

120 «Ты еси, Владимир-князь,

Поди ко погребу глубокому,

Нет ли старого живого Ильи Муромца?»

Отвечает солнышко Владимир-князь:

«Ой ты, глу́па баба, неразумная,

125 Какой живой старо́й есть?

Столько лет прошло».

Она опять ему повторила.

Он пошел во по́гребы глубокие.

Там сидит старо́й да книгу читает,

130 Головы не разгибает, челом не бьет.

Пришла к тому погребу княгиня-мать Апраксия.

Говорит она старому да Илье Муромцу:

«Не забудь мое да велико́ добро́,

Не помяни князю зло великое».

135 Тут не бело́й ку́ропать вспархиват,

А старо́й с погреба вскакиват.

Говорит солнышко Владимир-князь:

«Надо — отдам тебе золоту́ казну,

Надо — отдам тебе полцарства,

140 Одну доцку да полцарства дам».

— «Не надо мне золотой казны,

Напиши мне лучше ярлык-грамотку,

Отошли по всей стране-губернии,

Чтобы всюду принимали, кормили Илью Муромца».

145 Поехал тут во чисто́ поле,

Ездил, гулял он во чисто́м поли́,

Приехал он ко терему — нову́ кабаку.

Сидят-то кали́ки перехожие,

Перехожие кали́ки, переезжие,

150 Пьянёшеньки они да веселёшеньки,

Своима кошельками призвякивают,

Узелки свои да приразвязывают,

Насобирали золоты́ казны на полведра.

Взял старо́й одной рукой да и выпил к одну́ духу́.

155 Они бить его хотят. Он и говорит им:

«Бить-то меня не за что, взять-то у меня нечего,

А возьмите мой чу́ден крест,

Несите вина на пятьсот рублей».

Тут они расселись, пить стали.

160 Он и пьян стал и заспал в кабаке.

Они стали его побуживать,

Его богатырское сердце возъярилося,

Могучи плечи расходилися,

Схватил он чумаков-человальников,

165 Бросил во чисто́ поле.

Тут они пошли в подвалы в глубокие,

Выкатили три бочки зелена́ вина,

Одну — ногой кати́т, другу́ — под пазухой,

А третью́ — в руке несет.

170 «Пейте, кали́ки перехожие!»

Тут он поехал на своем на добро́м кони́,

А встречаетца опеть кали́ка перехожая.

Он стал спрашивать у нее, выведывать:

«Шо едете во стольний Киев-град?»

175 Говорит-то кали́ка перехожая:

«Во стольний Киев-град едете,

Пришел И́долище поганое,

Сидит у князя у Владимира за столом,

У княгини-мать Апраксии

180 Руку держит пониже пупа да окол черева»

Он и говорит:

«Ой еси ты, кали́ка перехожая,

Дай ты мне платье, что потрепешней,

Ху́до кушаченко о пяти узлов».

185 Отвечает ему кали́ка перехожая:

«Я облакусь в твое платье хорошее,

Никто не даст мне ничего».

Говорит ей Илья Муромец:

«У меня есть тебе что пить, что есть».

190 Тут они платье и поменяли.

Зашел Илья Муромец к князю Владимиру,

Сидит там Идолище поганое.

Говорит Идолище таково́ слово:

«Несите мне уточку не кушану, не кушану, не рушану!»

195 Принесли ему уточку не кушану, не рушану.

Идолище нож воткнул

Да прямо в рот пихнул.

Говорит-то кали́ка перехожая:

«У меня у та́теньки родимого

200 Была собака волоча́ща,

По сме́тьям собака волочилася,

Костьём собака подавилася,

И Идолищу того не миновать будет».

Говорит Идолище поганое:

205 «Несите мне братыньку пива пьяного».

Принесли ему братыньку пива пьяного,

Взял он одной рукой и выпил к одному духу.

Говорит-то кали́ка перехожая:

«У меня преже у матушки родимоей

210 Была корова завидущая,

Пила по ушату воды, тим она и захлебнулася,

И Идолищу того не миновать будет».

Схватил Идолище була́тов нож,

Бросил он в кали́ку перехожую.

215 На полёте нож калика подхватывал,

Свистнул в Идолище поганое —

Улетели око́нички с простенками.

Кали́ка тут его и убил и выбросил во чисто́ поле.

Поехал Илья Муромец во чисто́ поле

220 Искать кали́ку перехожую.

Нашел на кали́ку перехожую,

Переменили они платьишко,

Скинул с себя потре́бнишко,

Поехал во чисто́ поле.

225 Собрались тут они, стары́ казаки́,

Становили шатры чёрны-ба́рхатны.

Илья Муромец глядел-смотрел во чисто́ поле

Из своей трубочки подзорноей.

Увидел там зверь еси идет, человек ли, кто ли.

230 Посылать стали Олешеньку Поповича.

А он и говорит:

«Послать надо старо́го Илью Муромца».

Старо́й-то таково́ слово́ выговариват:

«Забренчат палицы буёвые,

235 Зазвенять копе́тца долгомётные,

Не утерпеть старо́му во бело́м шатру,

Потеряю вашу золоту́ казну».

Послали тут Олешеньку Поповича.

Олешенька Попович невежлива рода, не отецкого.

240 Приехал и говорит:

«Отколь, какой едешь, отколь ка́тишься?»

Тот дал ему по тяпушу,

Прибавил по алабушу,

Посадил на добра́ коня:

245 «Пришли, — говорит, — старо́го Илью Муромца».

Приехал Олешенька ко белу́ шатру.

Сказывать стал, рассказывать

Старо́му Илье Муромцу:

«Тебя звал во чисто́ поле».

250 Скакал скорей старо́й да Илья