двадцать лет никто не езживал, птица не летала, голосом всех убивал Идолище немецкое». Говорит ему Владимир-князь: «А как ты мог тут пройти-проехати?» А он говорит: «У меня Идолище привезено на лошади». А говорит ему солнышко Владимир-князь: «Если привезено у тебя Идолище на лошади, заведи его в помещение».

Он пошел, его завел, зашел с Идолищем. Зашел стар казак с Идолищем — мост-то не выдержал, в помещение зашли, так всё помещеньице пошатнулосе. Посадил их князь Владимир на лавку за стол и говорит таковы́ слова́: «Зареви ты, Идолище, криком звериными». А этот говорит: «Не твое я пью, кушаю, не тебя я сейчас слушаю. Не в твоих руках хожу. Заставит если стар казак, тогда я рёвкну».

Вот у стара́ казака стал князь просить: «Ну пускай он заревёт, я послушаю». Стар казак Илья Муромец взял князя под ту руку, под пазуху, княгиню под другу руку и заставил зареветь Идолище в полуго́лоса: око́льни стекла все сповыпали, а на божьи́х церква́х кресты повыломались. Лежали по часу они, ничего не слышали. Пролежались и заставили Илья Муромца вывести его и на смерть убить. И он вывел этого Идолища и расстрелял его. И зашел этот князь, по комнатам ходит да приговариват: «Чем же я стану, стар казак Илья Муромец, дарить тебя за услу́гу?» Принес он шубоцку соболи́ную о двенадцать пуговок, в каждой пуговки за́мчуги переливаются, петё́лки все шелко́вы.

И вот тут пирова́ли они, столова́ли целы́ су́тоцки. Все напились, все бояра свалилися пьяные. А князь ушел со своей Апраксеньей Андреевной в свои палаты белока́менны. А стар казак Илья Муромец стал весел, шубу эту пона́шиват, да таковы́ слова́ приговариват:

15 «Уж ты будь, моя шуба, счастлива,

И будь, моя шуба, тала́ниста,

Я убил Идолища во чисто́м поли́,

Еще убить бы неприятеля со зятелком со Киршаком,

У его, у собаки, силы множество.

Этим боярам завиду́ стало, за великую досаду показалося. Стали они думать, чтобы наврать на него. «Нас никто не даривал такими подарками, а приехал какой нахва́листо, его подарил шубой князь». Побежали они, государю и наврали:

20 «Ты вот подарил нахва́лище шубу,

Он по полу похаживает,

За рукав шубу повола́чивает

И шубы своей наговаривает:

„И быть ты, моя шуба, счастлива!

25 И быть, моя шуба, таланиста,

Я убил Идолище во чисто́м поли́,

Еще убить бы солнышка Владимира“».

Вот они доложили всё за́лпом. Сейчас солнышко Владимир-князь призвал старо́го Илью Муромца казака к себе. И вот говорит солнышко Владимир-князь: «Што ты стар казак Илья Муромец по́ полу похаживаешь, небылы́ми рецами похваляешься?» А он говорит: «Я не так ходил, не волочил шубу и наговаривал: „Убил я Идолище во чисто́м поли́, а есть еще убить зятелка со Ки́ршаком. У его, у собаки, силы мно́жества“». Говорит солнышко князь Владимир: «У меня бояре жили-ладили, никогда не врали и теперь не соврали». Сейчас же он его взял, заставил слугам верным выкопать погреб. Выкопали погреб и посадили его в этот погреб. Навалили чугунну плиту на его, на погреб. А была княгиня. А хороша, ласкова, она пожалела его, она сделала ход подземельный из своей спальни, снесла ему стол и книгу евангелие читать. Наняла слугу верную. Доспела ему ход, и носит слуга верная ему всё тайком.

Долго ли, мало ли, годов пятнадцать минуло. Переходили из города в город кали́ки убогие — сироти́ны. И вот шла одна кали́ка убогая, хватила ее погода на дороге, она вся вымокла, устала.

И хотела эта калика огня добыть,

И хотела платье высушить.

30 Заметила она в чистом поле маленькую заметочку —

Едет этот неприятель со зятелком, со Ки́ршаком,

Со войском бессче́тныим.

Не удало́ся калики огня добыть,

Не удало́ся платья высушить,

35 Побежала она прямо в стольный Киев-град,

С просьбой она к солнышку Владимиру.

Поклонилася она солнышку Владимиру:

«Заметила я в чистом поли заметочку,

Заметила я неприятеля неверного,

40 У его, у собаки, силы множество,

Переди его идет сорок тысяц,

Позади его идет сорок тысяц,

А по бокам у его цисто смёту нет.

И вот накры́ло то войско немецкое,

45 Кругом обошел он стольний Киев-град».

Запечалился солнышко князь Владимир, закручинился,

Не знает, на кого нынче надеятьца.

И говорит ему Апраксия Андреевна:

«Уж ты еси, солнышко Владимир-князь,

50 Есть у нас надежда с тобой великая,

Есть у нас стар казак Илья Муромец,

Сидит он пятнадцать лет в темном погребе,

Мы попросим его, постоит ли он верой-правдою за божьи́ церкви́».

И говорит Солнышко таково́ слово́:

55 «Уж ты глупая баба, неразумная,

У тя волос до́лог, да ум коро́тенок,

Где же живой будет человек пятнадцать лет

Голоден, в темном погребе?»

А она его упрашиват, может и живой сидит.

60 А неприятель этот подъехал и просит поединщика

И такими словами похваляетца:

«Я Киев-град огнём сожгу,

Святы́ иконы я сповы́колю,

Божьи церкви я сповы́ломаю,

65 Пресвяту́ богородицу во грязи́ стопчу.

Солнышка Владимира возьму во конюхи,

А Апраксию Андреевну возьму во нянюшки.

Запечалился Солнышко, закручинился,

Не знает, на кого нынче надеяться.

70 И говорит Апраксия Андреевна таково́ слово́:

«Уж ты ой еси, солнышко Владимир-князь,

Есть у нас с тобой надежда великая,

Есть у нас стар казак Илья Муромец».

«Глупая ты баба, неразумная,

75 Не в свое дело вмешиваешься».

Не послушался ее солнышко Владимир-князь.

И говорила Апраксия Андреевна в три раза́,

И пошел он смотреть по́гребы высокие.

Идет он нерадостен, неве́сел,

80 По земле несет буйну голову,

Потупя́ он несет очи глупые,

Со своими он боярами большебрюхими.

Открыли они погребы глубокие,

Оттянули эту плиту тяжелую,

85 И говорит солнышко Владимир-князь таково́ слово́:

«Уж ты ой еси, стар казак Илья Муромец,

Ты пособи́ моему горюшку великому.

Нападает на нас сила немецкая

Немецкая она сила, неверная.

90 Послужи ты нам верой-правдою,

Ты не ради меня, а за всю землю́.

За божьи́ церкви́, за святы иконы».

И