Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— От сукин сын! — восхищённо сказал Хозяин и захлопал. За ним следили из зала подхалимы и захлопали тоже. Спектакль пошёл под аплодисменты, актёры загорелись.
Не понравилась Хозяину только концовка спектакля, когда всё та же красивая актриса — и задница, как полагается! — выкрикнула ему и остальным, что царственно сидели в ложах:
— Да, я уйду! Дальше отсюда, где вокруг тебя всё гниёт и разлагается. Дальше от бездельников. Я хочу жить! Я буду жить… и что-то делать… против вас! Против вас! О, будьте вы прокляты!
В ложах на этот раз не хлопали — почему-то было неприятно слушать. Но потом опомнились, это же спектакль всё-таки, и жидко похлопали. А Хозяин даже пошёл за кулисы к актёрам и поздравлял их там лично. Особенно долго не выпускал руку Колчиной, разводившейся с мужем, и что-то потом шепнул директору. Днепров, просияв в золотозубой улыбке, пригласил всех после спектакля к себе в кабинет на дружеский ужин. Началась всеобщая суета, кто-то побежал предупредить от имени директора, чтобы не закрывали буфет. Потом оттуда таскали кур и вино. У актёров лихорадочно блестели глаза, все курили, пожимали друг другу руки — в воздухе витало преддверие в рай.
Хозяин попросил Днепрова, чтобы тот позвал из ложи его жену, а сам направился мимо уборных в просторный директорский кабинет. Из гримёрной громко, театрально неслось:
— Нет, Россия нежизнеспособна, говорю я! Люди сбиты с толку, никто не в состоянии точно определить своё место, все бродят, мечтают, говорят…
Хозяин остановился, поманил пальцем режиссёра.
— Правительство — куча каких-то обалдевших людей…
— Шо?! — зловеще прошептал Хозяин, глядя в глаза Линкина.
— … злые, глупые, они ничего не понимают, ничего не умеют делать…
— "Враги"! — пролепетал Линкин, узнав голос Красновского. Актёр уже где-то "принял" и выдавал товарищу любимый монолог из другой пьесы.
— Ф тибя? Издесь? Враги?!. — Хозяин побагровел.
— Репетируют, — соврал режиссёр, покрываясь холодным потом. — К новому спектаклю готовятся. Опять по Горькому.
— А-а… — неопределённо, а скорее, недоверчиво, протянул Хозяин. И тут же спросил:
— А ты знаешь, за шо я знял з роботы руководителя хора у хвилармонии?
— Нет. — Линкин побледнел.
— Он — разучивал из своим хором песню — "Хотят ли русские войны".
— На стихи Евтушенко, — поддакнул режиссёр, показывая свою компетентность.
— Не знаю, на чии, дело не у том. Он, гад, разделил хор на голоса, и пели в нёго так. Бабы — как бы спрашуют тонкимы голосами: "Хотят ли русские?" А мужики им — басамы, как бы отвичають: "Хотят-хотят, хотят-хотят". А потом — увесь хор разом: "Войны!" Пойнимаешь, шо получалось? Политика! Отак. Намотай себе это на ус! А то в другой раз я тибе за такие спектакли голову, той, зниму! — И пошёл.
А на банкете, поднимая бокал "За искусство!", Хозяин улыбчиво провозглашал:
— Правильно, той, ставите вопросы, товарищи артисты! Своевременно! Дачи щас — наш общий бич. Все дирехтора заводов: шо построили себе? Дачи. Главные инжэнэры, глядя на них — сибе. Усё руководство кинулось строить дачи. Такой развели за городом, той, часный сектор, шо тибе оте ваши "Дачники", которых вы отут нам изображали. Но мы из этим делом — покончим! Правильно говорила товаришка э… — он наклонился к директору, — Зоя Колчина: где усё гниёт и разлагается…
Актёры красноречиво переглядывались и смотрели не на Хозяина, а на богатую закуску на столе. Ладно, чёрт с ним, пусть мелет, что ему вздумается на своём высоком посту. На то и начальство: нести околесицу. Только покороче бы: 10 часов не ели!
А Хозяин, входя в привычный раж, всё говорил и говорил — о репертуаре, задачах "нашей идеологии", о том, что светлой целью всего прогрессивного человечества является построение коммунизма, и что в коммунизм люди должны прийти с чистой душой и совестью, а потому — да здравствует передовое в мире советское искусство и люди, которые ему служат!
Все выпили, и актёры принялись дружно закусывать. Как водится, быстро опьянели и не могли сидеть спокойно, а шумно переговаривались, шутили, подливали в стаканы вино. На дальнем конце стола, составленного из трёх, взвизгнула, сидевшая возле красавца-холостяка Быкова, молоденькая актриса-еврейка: "Ой, не хватайте меня за туда!.." Там дружно расхохотались, посмотрели на Быкова, и уже не обращали внимания ни на директора, ни на Хозяина, забыв о них, казалось, начисто.
Хозяину хотелось пересесть к Колчиной, чтобы в тихом, почти интимном разговоре дать понять, что положил на неё глаз. Но, рядом сидела жена, и он не решился, а терпел весь этот ералаш — курил, разговаривал с директором.
— А ту пиеску, шо ф тибя там разучуют, ты усё ж не став, — советовал он. — Нэ той рэпиртуар. Ну, на шо людям здались оте "Враги"?
— Так ведь Горький же, Горький! — подал голос режиссёр, прислушивавшийся к разговору.
— Щас нужно, той. Совремённое ставыть. Из жизни шоб рабочего класу! Шо-нибудь такое, шоб, той, за душу узяло!
— Учтём, учтём ваши замечания, Василий Мартынович! — обещал директор, знавший истину, что начальству перечить нельзя. — Вы только почаще ходите к нам. Не забывайте уже дорогу!
— Дила, Днепров, дила! Рази ж не знаешь, сколько в области, той, делов? Одних заводов. Совхозов. Так шо, ни до театру. Книжку, той, некогда почитать.
— А вот, выбрали же таки время! Таки не забыли, — угодничал директор. — До вас были секретари — за 5 лет так-таки никто и не появился ни разу. Правда, тут уже всё зависит от интеллекта: кому — театр, а кому дороже футбол.
— Это ты верно, Днепров, — засмеялся Хозяин. — И чё они у том футболи знаходят? Закуривай! — протянул он пачку "БТ".
Сидели ещё долго. Хозяин бросал взгляды на крутые бёдра Колчиной и вспоминал Лиду. Актёры нажимали на еду. Некоторые уже клевали носом — хотели спать.
"Ладно, ничё… — неопределённо думал Хозяин. — Завтра — вже пятница, а там и, той, воскресенье не за горами". Он слегка захмелел и забыл обо всех своих неудачах. Да и какие это были неудачи? Не его они, обойдётся…
П Я Т Н И Ц А
Неудачи хотя и были не его личными, а докладывать о них в ЦК надо было ему, Хозяину. Вот об этом — как лучше начать разговор — и думал