чем она для него обернётся. Успокаивал себя: "Может, не такую уж и отчаянную?" 2 недели назад его семья переехала в другой город: обменялись квартирами. Остался лишь он на несколько дней, чтобы поговорить с "боровом". Но "боров" не принимал всю прошлую неделю. Перенёс он приём с понедельника на пятницу и в этот раз. И Родионов злился, живя на квартире товарища. Только вот сегодня, когда ему ответили по телефону, что будет принят, он купил билет на вечерний самолёт и приготовился сказать всё, что хотел.

Расчёт у Родионова был простой. Если даже и "наговорит" лишнего, "боров" сразу его не посадит. Сначала сработает бюрократическая система: будут обдумывать, как поступить, совещаться. Потом, пока последует вызов в КГБ, его уж и след тут простынет. Не станут же они его разыскивать в другой республике — не преступник! Тем всё и кончится. Зато можно высказаться хоть раз в жизни.

Зачем ему это понадобилось, он и сам толком не сознавал. Скорее, даже понимал: затея сильно пахнет мальчишеством. И всё-таки шёл на эти рога — хотелось потом уважать себя. Все боялись, а вот он, писатель, сказал, не побоялся. Потому что Личность!

В таком настроении, с приготовленной речью и стоял он перед Хозяином, словно пришёл к нему на дуэль. Билет на самолёт лежал в боковом кармане, и это согревало его и подмывало на выходку. А может, накипело за годы унижения — надо было разрядиться.

— Разрешите присесть? — спросил он вместо того, чтобы приступить к изложению своей "жалобы".

— Садись, — недобро произнёс Хозяин, помня о своём правиле: стоя долго не будет говорить, а сядет, тогда только слушай. Поэтому был недоволен: разговор начинался не в обычном русле, и это раздражало. Ишь, гусь какой выискался!

— Спасибо, — не обратил Родионов внимания на тон Хозяина и чётко, будто не говорил, а писал, начал: — Я автор двух книг. Но последние 5 лет меня пытаются в нашем городе лишить конституционных прав на свободу печататься.

— Хто? — перебил Хозяин, любивший во всём конкретность.

— Ваш "третий", товарищ Тур. Он дал команду редакторам газет и издательству не принимать от меня ничего.

— Откуда тебе это известно?

— От одного из сотрудников областной газеты. Но фамилию я, естественно, не назову.

— Так. Ну, й почему, ты думаешь, мог дать товарищ Тур такую команду?

— Не знаю.

— Не знаешь? — Хозяин насмешливо посмотрел Родионову в глаза. — А от я догадуюсь.

— Слушаю вас.

— От и слухай. Значит ты — не то пишешь, шо надо народу.

— Я пишу только правду. И с точки зрения художественности, тоже ни у кого претензий…

— Правду? А какую, той, правду? Правда разная бывает.

— Верно. Правда — у каждого своя. Но истина: что плохо, а что хорошо — у людей одна.

В разговор вмешался "ёж":

— Это, смотря с чьих позиций смотреть. Истин ведь тоже много.

— Я стараюсь смотреть с позиций любви к своему народу, — жёстко проговорил Родионов. — С позиций решений 20-го съезда партии. А так как печать у нас не есть частное лицо, то лишать меня права на неё, значит, лишать и конституционных прав гражданина СССР. Без суда.

— Ох, ты, какой! — вырвалось у Хозяина.

— Можно вам один вопрос?

— Давай… — автоматически разрешил Хозяин, чувствуя, что теряет управление ситуацией. Как-то непривычно шёл разговор, и он в нём уже не успевал. Не успевал веско ответить и хотел выиграть время. Потому и разрешил: пусть пока говорит… Надеялся и на своевременную компетентную помощь референта.

Родионов откашлялся:

— Скажите, пожалуйста, как вы считаете: что должны делать сейчас китайские писатели, которые, как и мы, понимают, что Мао Цзе-дун сошёл с коммунистического пути? В Китае — без суда и следствия — убивают коммунистов. Избивают стариков. Правительство ведёт раскольническую политику и выдаёт себя за коммунистов, поборников идей Ленина. Хотя от социализма у них осталась лишь вывеска. Но их вожди вот кричат, что настоящие коммунисты — только они.

— Той, не совсем тебя пойнял. Шо ты этим хочешь сказать?

— Я говорю: что должны делать честные писатели Китая сейчас? Молчать? Или быть в авангарде борьбы против Мао Цзе-дуна?

— Конечно, должны, той, бороться, — неуверенно проговорил Хозяин.

— Каким образом? Нести свои произведения в китайские издательства? Безумие. Значит, тайно пересылать их к нам? Или в Польшу? Но ведь за пересылку рукописей за рубеж китайское руководство их посадит в тюрьму, так? Инакомыслящие!

Родионов прекрасно понимал, что отечественный "социализм", вынужденный 50 лет издавать статьи и "научные труды", оправдывающие ложь в искусстве, и рассылать тайные директивы, запрещающие писать и показывать правду о советском образе жизни, не имеет под собой никакой честной почвы, и уж тем более, теории, опирающейся на справедливость. Такой "социализм" беда для народа, ибо ложь длиною в 50 лет может источить, разрушить до основания его душу. Что пропаганда этого "социализма" потому и проигрывает всем пропагандам из "голосов", что в "голосах" коэффициент правдивости намного выше. И чем сильнее, злее правители от "социализма" будут подавлять честных писателей, будут лишать их возможности печататься, тем в стране всё больше станет прозревших, и фарисейский социализм развалится изнутри. А так называемые социалистические "достижения" — рост техники, бурное строительство — будут продолжаться при любом строе. Они зависят не от режимов, а от технического прогресса на земле.

— Ну, ты эти параллели, той, брось. Сравнил! — вспыхнул Хозяин. — Нас, и китайцев!

— Это — диалектика, товарищ секретарь: всё познаётся в сравнении. Может, какой-то китайский писатель тоже разговаривает сейчас со своим секретарём обкома. И говорит ему примерно то же, что и я вам. А тот ему: "Сравнил!" Ведь это же не доказательство…

— Ты шо, пришёл до миня фстраивать дискуссии? Ты шо от миня хочешь? — Хозяин злобно уставился на Родионова, чувствуя, как ненавидит его, готов посадить, убить, зарезать. Он не знал, что толчком, побудившим Родионова записаться к нему на приём, была заметка в "Литературной газете": "За вами следит ЦРУ". В заметке этой привычно-обличительно писалось: "Мы публикуем сегодня материалы американской прессы, свидетельствующие о том, как нарушаются права граждан, записанные в конституции США. Неприкосновенность личности и жилища, свобода совести и слова превратились в фикцию. "Внутренний шпионаж" стал повседневным явлением. Кто следит? ЦРУ. Пентагон, ФБР… За кем следит? За всеми, на кого падает подозрение в демократических взглядах". Далее в статье, под энергичной рубрикой "Вчера — дубинка, сегодня — "чёрный ящик", завтра…" не менее энергично сообщалось: "В США слежка за людьми поставлена на широкую ногу. По свидетельству сенатора Перси, около 60-ти всякого рода бюро и отделов в государственном аппарате занимаются сбором сведений об