— Здравствуй, Витя, — сказала Мария Ильинична. — Ты пришел… Я так рада! Присаживайся. Там, кажется, был стул у окна, принеси его сюда и садись.

Виктор послушно сел. Он был подавлен и никак не мог начать разговор.

— Ты по делу пришел или просто навестить? — спросила Мария Ильинична.

По делу? Навестить? Он и сам не мог бы ответить. Скорее, по порыву. Узнал, что Мария Ильинична попала в больницу, и поехал. Но ведь ему действительно необходимо задать ей несколько чисто деловых вопросов. Вот только каких? Все из головы вылетело.

— Как вы себя чувствуете? — вместо ответа спросил Виктор.

— Лучше, — с непонятной интонацией проговорила Мария Ильинична. — Не беспокойся, мне уже гораздо лучше.

— Вот и прекрасно! — с наигранным воодушевлением воскликнул Виктор. — Я вам бананов и абрикосов принес. — Он вытащил из сумки пакет и положил на тумбочку рядом с кроватью. — Вам очень полезно для здоровья. Сейчас для вас самое важное…

— Спасибо, Витя. — Мария Ильинична вымученно улыбнулась. — Сейчас для меня самое важное — это мой муж. Витя, — она посмотрела на него отчаянным взглядом — он понял, что Мария Ильинична собирается спросить его о чем-то очень важном, но вопрос этот задать ей очень трудно. — Витя, скажи мне честно… Мне нужен только откровенный ответ. Ты веришь, что Володя… Владимир Тимофеевич убил Федора?

— Нет, не верю, — твердо проговорил Виктор. — И никогда не смогу в это поверить.

Он знал, что просто обязан сейчас убедить ее в невиновности мужа. Впрочем, он и сам был с самого начала в этом убежден. Несмотря на неопровержимые улики против Хавронина.

— Владимир Тимофеевич не может быть убийцей.

— Спасибо, Витя. — Мария Ильинична вздохнула, нервная судорога опять пробежала по ее губам. — Ты не можешь себе представить, как сейчас для меня это важно — твой такой несомневающийся ответ. Потому что… потому что сама-то я как раз сомневаюсь.

— Но почему? — пораженно вскричал Виктор и испуганно покосился на соседку Марии Ильиничны — кажется, она не проснулась. — Почему вы в этом сомневаетесь? — повторил он, понизив голос.

— Факты, Витенька, факты. — Мария Ильинична тяжело, с какими-то мучительными всхлипами, закашлялась. — И этот следователь… Он ведь совсем не сомневается в виновности моего мужа. И знаешь, — заговорила она очень тихо, Виктор едва мог ее расслышать, — у меня создалось впечатление, что он, этот следователь, и меня в чем-то подозревает.

— Вас? Ну нет! Этого не может быть! Вам, наверное, показалось. Я хорошо знаю Сергея Битова, мы учились с ним вместе. Он очень неглупый человек.

— Неглупый! — Мария Ильинична горько усмехнулась. — Это я заметила. И все равно. Его вопросы, бесконечные вопросы… Он все время пытается меня на чем-то подловить.

— Вам так показалось.

— Да? — Она улыбнулась и тяжело перевела дух, вдохнув и осторожно выдохнув воздух. — Может, ты и прав. Я стала такой мнительной! Мне постоянно кажется, что все — все, все, даже моя соседка по палате — смотрят на меня с жалостью и отвращением. Жена убийцы! Что тут скажешь?

— Владимир Тимофеевич не убийца, — убежденно проговорил Виктор. — И я приложу все силы, чтобы это доказать. Но вы должны мне помочь.

— Как, Витя?

— Верить в невиновность Владимира Тимофеевича, верить и выздороветь. А пока… Мне придется задать вам пару вопросов.

— Хорошо. Задавай. Я постараюсь на них ответить.

Виктор понимал, что времени у него мало — в любой момент могла явиться медсестра и прервать разговор. И сил у Марии Ильиничны тоже очень мало, а важных вопросов хоть отбавляй. Он задумался, выбирая самые важные. Таких оказалось два.

— Мария Ильинична, — начал Виктор, — среди знакомых Владимира Тимофеевича или Федора нет ли человека, который бы подходил под следующее описание. — Он постарался в точности вспомнить, что говорили ему школьный библиотекарь Галина Семеновна Стахова и Полина. — Среднего роста, среднего телосложения, то есть не полный и не худой, со светло-русыми волосами.

— Ну… — Она немного подумала, — так трудно сказать. Под это описание может подойти несколько человек, очень уж усредненное оно какое-то. Может, есть какие-то более характерные черты?

— Более характерные? — переспросил Виктор и вдруг вспомнил: — Да, есть. Взгляд. Абсолютно бесстрастный, отрешенный, но вместе с тем будто постоянно наблюдающий.

— За кем наблюдающий? — немного побледнев — вероятно, от мыслительного напряжения, спросила Мария Ильинична.

— За тем, на кого смотрит, за тем, что происходит.

— А кто он такой?

Виктор немного поколебался, говорить или нет, и решил, что лучше сказать: повредить это ничему не может, но в любом случае вселит в нее надежду.

— Этот человек — мой главный подозреваемый. Я думаю, что именно он убил Федора.

— Вот как! — Бледность Марии Ильиничны усилилась, у губ и носа переходя в синеву. Она тяжело задышала.

«Дурак! — обругал себя Виктор. — Не стоило все же ей этого говорить». И он поспешил задать следующий вопрос, на его взгляд, совершенно безобидный.

— Скажите, Мария Ильинична, у Федора Ривилиса есть знакомая по имени Анна? Она журналистка…

Договорить он не успел — реакция, которая последовала за этим вполне невинным вопросом, так его поразила, что он даже не сразу сообразил, что делать. Лицо Марии Ильиничны посинело, рот открылся, словно она хотела закричать, но не могла, рука судорожно шарила по стене. Но вот рука нащупала кнопку вызова, нажала, и Мария Ильинична потеряла сознание.

В палату вбежала медсестра Светлана. Вмиг оценив обстановку, она вызвала бригаду реаниматоров и только после этого напустилась на Виктора:

— Уходите сейчас же! Это вы ее довели! Вы… Уходите и никогда здесь больше не появляйтесь!

Пораженный, растерянный, он молча вышел из палаты, не понимая, почему такой простой вопрос мог спровоцировать тяжелый сердечный приступ.

* * *

Несмотря на все неувязки, Полина считала, что Анну не только не стоит сбрасывать со счетов, но и, наоборот, именно сейчас нужно повнимательнее к ней прислушаться. Только пройдя весь путь воспоминаний до конца вместе с Анной, она сможет найти ответы. Реальные факты, на которые привык опираться Виктор, для Полины значили не больше, чем сны, рассказанные утром. Их всегда можно подделать, невольно переиначить на тот лад, какой в данный момент устраивает. А воспоминания, которые возникают у человека между жизнью и смертью, сколь бы зыбкими и подчас запутанными они ни казались, не могут возникать просто так. У умирающего слишком мало времени для того, чтобы просто бесцельно фантазировать. К тому же самой Анне требовалась срочная помощь. Она, тяжело раненная, лежит неизвестно где, в каком-то заброшенном доме, возможно, ее еще можно спасти — надежда, конечно, очень мала, но все же, — а Виктор совершенно перестал ее воспринимать, как живого, реального человека. Для него Анна стала чем-то абстрактным, помехой, мешающей расследованию, вредной для рассудка игрой, в которую Полине вздумалось поиграть. Он ни за что не позволил бы снова окунуться в воспоминания Анны — близко не подпустил бы к браслету.