— Да были какие-то весьма даже бурные романы, но в итоге она всегда оставалась одна. И детей, как ты понимаешь, нет… Может это быть версией — застарелая ревность, зависть? Самому мне трудно судить… Только всякий раз, как я видел их общение с Колькой, у меня было ощущение, что я снова в школьные годы попал: как она на него тогда смотрела, словно завороженная, так и теперь…

— Будем считать, что это тоже версия! — зло буркнул Турецкий и достал бумажник. — Ладно, посидели-побазарили, пора и честь знать… За Дарьей твоей сегодня Плетнев ходит с одним умным приборчиком в кармане… Завтра сам понаблюдаю: давненько я что-то наружкой не баловался!

— Он что, подслушивает ее?! — вдруг заволновался Меркулов. — Как?

— Костя, а ты бы что хотел, поручая нам это дело и высказывая столь серьезные подозрения? Чтобы мы, прежде чем приблизиться к подозреваемому, деликатно предупреждали: мол, на всякий случай, не вздумайте ничего лишнего сказать?

— Да, но…

— Что касается твоего «как?», покойный Дениска создал в «Глории» такой запас всяких хитрых штучек-дрючек, что от одного их вида любой опер от зависти позеленеет… Не пропадать же добру.

Меркулов подавленно промолчал, а Александр Борисович, сурово глянув на своего старого друга, действительно поднялся из-за стола. В «Глории» его ожидала куча дел, как ни странно все время увеличивающаяся. Кроме всего прочего, он собирался связаться с Петей Щеткиным и озаботить его поисками юного китайца Чонгли, в том числе не исключено, что находящегося в одной из городских больниц с ожогами или огнестрелом…

Щербак молча смотрел на профессора Хабарова, пытаясь осмыслить только что услышанное от него признание о третьем погибшем пациенте.

— Значит, тоже… несчастный случай?

— Именно. Мало того — в точности так же, как у Клименко, его гибель связана с машиной — к счастью, не моей…

Судя по тому, с каким видом говорил Владимир Кириллович — задумчиво, но спокойно, — у него успела в этой связи сложиться собственная версия.

— Видите ли, — продолжил он, не дожидаясь вопроса, — в принципе вы очень вовремя объявились… Я и сам подумывал, не обратиться ли к сыщикам? Правда, милиция вряд ли заинтересуется моими предположениями и проблемами.

— И что за предположения у вас?

— По-моему, все очевидно, — профессор слегка пожал плечами. — Погибли не просто пациенты, а больные с ремиссией… Вы в курсе, что это такое?

Щербак кивнул.

— Хорошо, — одобрил Хабаров. — Добавлю, что ремиссия в онкологии — дело крайне редкое, а тут — сразу трое подряд… Я собирался разобраться в причинах, вдруг повезет и пойму?

— То есть?

— То и есть! Случаи ремиссий у нас есть описанные вполне детально, а вот ответа на вопрос почему? — нет пока ни у кого… Бывает, к примеру, что человек в неизлечимой стадии, узнав, что с ним, идет в церковь, всерьез приходит к Богу, переосмысливает свою жизнь на уровне покаяния и… Итогом становится полное и окончательное выздоровление!

— Да вы что? — Щербак изумленно покачал головой.

— Вот именно: и что прикажете делать? Какие выводы из этого следуют? Я имею в виду, практические выводы?

— И представить не могу, — признался Николай.

— Вот и я тоже! Рак поражает людей самых разных национальностей и вероисповеданий. Не могу же я, допустим, мусульманину в качестве рекомендации посоветовать лечиться в православном храме? Между тем, во всяком случае, зафиксированные случаи такой ремиссии зафиксированы как раз в рамках христианской церкви…

— А может, и ваши эти пациенты…

— Нет! Вы забыли, что одного из них зовут Рубисом. Двое других… Ну, Уваров вообще убежденный атеист, полагающий, что цель его жизни сводится к тому, чтобы после смерти превратиться в лопух на собственной могиле. Насчет Клименко такого не скажу, но и он отнюдь не истинный христианин… был.

— Вы говорили, у вас есть какая-то версия, — напомнил Николай.

— Есть, и, по-моему, очевидная: дорогие коллеги-конкуренты! Только не говорите мне, что для доктора убийства людей ради того, чтобы раздавить более удачливого соперника, — нонсенс! Вы просто не представляете, возможно, какие деньги крутятся в сфере онкологии…

— Вы имеете в виду стоимость операций и лекарств?

— И взятки лечащим врачам тоже. Ради спасения близкого человека его родные идут на все! А самое действенное на сегодняшний день терапевтическое средство — не буду напрягать вас его названием — если говорить о лекарствах, стоит от тридцати до семидесяти тысяч рублей один курс… Для результата сколько-нибудь стабильного требуется минимум три курса. Гарантий, что жизнь будет продлена пациенту больше чем лет на пять максимум, никаких при самом благоприятном исходе… Мне продолжать?

— Достаточно, — пробормотал потрясенный Щербак.

— А я бы мог! Но и так ясно, что людишек, заинтересованных в том, чтобы ничего по-настоящему способного помочь, дающего полную гарантию выздоровления и дальнейших долгих лет жизни до старости, не появлялось в обиходе как можно дольше, предостаточно. — Хабаров помолчал и задумчиво покачал головой. — Знаете, я имею в виду не только, а возможно, и не столько врачей… Есть ведь еще и чиновничья братия, впрочем, как и везде…

— И вы при таком раскладе полагаете, что найти заказчика на ваших волшебным образом выздоровевших пациентов, если таковой вообще имеется, возможно?

— Искать — не моя профессия, а ваша, — усмехнулся Хабаров. — А насчет того, что заказчик имеет место быть, я не сомневаюсь.

— У кого я могу получить все сведения о названных вами больных?

— У их лечащего врача, сейчас мы его вызовем…

— Они что же, все трое лечились у одного и того же доктора? — подозрительно прищурился Щербак.

Профессор в ответ улыбнулся:

— Вижу, вы полагаете, что у меня штат врачей не меньше, чем на Каширке… Терапевтов-онкологов у меня, разочарую вас, всего и есть двое! Наша клиника совсем не так богата, как думают многие. Большинство средств расходуется на аппаратуру и небольшую, в меру наших сил, лабораторию… А докторов-терапевтов, как я уже сказал, действительно двое — мужчина и женщина, причем женщин мы стараемся записывать к Анне Яковлевне Долиной, мужчин соответственно к Вадиму Юрьевичу Субботину… Так сказать, по половому признаку, для лучшего психологического контакта.

— Неужели у вас только два врача?

— Я этого не говорил, имелись в виду онкологи-терапевты… Есть еще двое хирургов: Сергей Владимирович Кашапов и Солодовникова Ирина Сергеевна… Конечно, иногда они помогают разгружать своих коллег на приемах. Но вообще-то у них и без этого хватает…

— Владимир Кириллович, — поинтересовался Щербак, — а вам не приходила в голову мысль, что именно среди ваших подчиненных имеется?… Ну, как у нас говорят, «крот»… Короче, предатель: кто-то же слил вашим конкурентам, если вы не ошибаетесь со своей версией, информацию о выздоровевших больных? Не думаю, что вы кричали о них на каждом углу!