Четвертым взял слово воин: пальцы в мозолях от рукояти меча и копья, волосы на них пропитаны толстым слоем бараньего жира — оружейной смазки:

— Трюггвасон, занятый крещением местного народа, дрязгами с казной, поиском союзников в предстоящей войне с Данией не видит ничего более. Я видел его шпионов, но они не видели меня. Потому сужу так, что наши приготовления ещё не обнаружены, а наши сношения с Данией и соседями, враждебными Норвегии, не обнаружены. Но до этого остаётся совсем мало времени — вот-вот всё откроется. Нужно напасть самим — сделать это первыми, и у нас хватит сил сделать так, без посторонней помощи. Возьмём Нидарос, тогда датчане явятся сюда без всяческих преград.

Повисла вынужденная пауза, но молчание длилось недолго. Почти тот час же прозвучал бесцветный, но властный женский голос, а прекрасные маленькие руки с изящными пальцами, унизанными кольцами, по-мужски упёрлись в столешницу, запах лаванды стал явным и навязчивым:

— Король датский, Свен Вилобородый, уже знает о том, что сообщили мне вы, верные слуги мои. Венды отвернутся от Трюггвасона… Он не умеет договариваться, а просить — тем более. Конунг йомси Сигвальди? Он продажен, как и любой морской грабитель, а датский король умеет покупать задёшево. Хладирцев и их ярла Эйрика Хаконссона король Свен сумеет улестить и направить в нужное ему русло — все изменники одинаковы… Им всегда нужно обёщать большее, но достанется им то, что оставят Дания и Швеция. У Трюггвасона сейчас три десятка боевых кораблей, но он продолжает их строить и снаряжать. Через три года у Дании и Швеции будет вдвое больше, да ещё и Эйрик приведёт свои. Но вы правы, надёжные помощники мои. Слабости и ущербность Трюггвасона здесь, в Нидаросе — его столице, нам виднее, чем из Дании. И мы будем действовать наверняка… Случай вскоре представится. Теперь расходитесь, вас выпустят через мой, отдельный выход, а моя стража проводит вас по домам.

Вскоре комната оказалась пустой, и в ней воцарилась тягучая тишина, прерываемая возбуждённым дыханием единственного человека, оставшегося здесь. Вот и свеча погасла. Но никто уже не услышал последнего слова, произнесённого в тишине, отголоска потаённой надежды на лучшее будущее:

— Скоро…

Эти пятеро имели значительный вес в нидаросском обществе и власть для его поддержания: следовательно, должны были жить заботами этого города и этого народа. Но никто из них и словом не обмолвился о беде, поселившейся в Нидаросе: о смертях женщин, сиротстве их детей, оборотне, кто ходит по улицам рядом с ними. Никто и не вспомнил о «нидаросском волке» — Убийце Матерей.

________________________

1. Хладир (Ладе) — древняя историческая область Норвегии к востоку от Нидароса-Тронхейма, находящаяся на границе со Швецией. Сам Ладе расположен на полуострове, граничащем с Тронхеймс-фьордом, важным водным путем в средневековой Норвегии. Историческое название Ладе на древне-скандинавском наречии значится как Hladir, т. е. тот же Хладир. Население Хладира древние скандинавские саги называют "хладирцами" — людьми из Хладира. Правила Хладиром-Ладе династия ярлов рода Хаконссонов, родоначальник её — Хакон сын Грьотгарда (др. — сканд. Hákon Grjótgarðsson), годы жизни 838–900. Его потомок Хакон Могучий (935–995 гг.) правил Норвегией до Олава Трюггвасона и был свергнут этим норвежским королём. Сын Могучего — Эйрик (957-1024 гг.), ярый противник власти короля Олава, под датско-шведским протекторатом правил частью Норвегии после гибели Трюггвасона — до пришествия Олава II Святого в 1015 г.

Глава 13

13. Танцы ночных теней.

Чёрные, узкие и длинные тени расползались по улицам Нидароса. Три отряда городской стражи своими факелами пытались разогнать ночь, но у них это плохо получалось. Ночные тени продолжали совершать свой немыслимый танец. Кружились языки пламени светочей, неистовствовало и их теневое отражение. Шаги воинов гулом отдавались в ночной тишине, близилась полночь — время первой ночной стражи.

Сегодня усталость взяла верх над епископом Николасом: весь день оказался переполнен службами, и пора было бы отдохнуть, но после вечернего молебна его вызвали во дворец — исповедовать и причастить умирающего королевского вельможу. И Николас, превозмогая боль в суставах, отправился к нуждающемуся в его помощи прихожанину. Сделав своё богоугодное дело, уже в глубоких сумерках Никалас возвращался обратно — в церковный храм, с единственным желанием поскорее лечь в постель и забыться долгожданным сном. И ещё, святого отца не оставляла мысль о сегодняшней просьбе Альбана Ирландца, что-то тревожное — на уровне предчувствий, содержалась в просьбе собрата по служению церкви. Но что? Епископа сопровождали два дворцовых стражника с факелами, так троица миновала больше половины дороги до места назначения. Но вдруг в десяти шагах от них мелькнул белый силуэт убегающего или прячущегося человека. И это не понравилось сопровождающим.

Один из воинов, протянув свой факел святому отцу, попросил подождать ревнителей порядка, стоя на месте.

— Бояться нечего, — увещевал страж порядка. — Мы только убедимся, что человек этот не опасен для вас, ваше преосвященство. Свет факела никому не даст подойти к вам близко — на расстояние удара, да и посох у вас, святой отец, не хуже боевого шеста.

Как только стражники скрылись из вида, теперь уже чёрная тень, вороном порхнула к епископу. Одной рукой святой отец поднял факел повыше, другой — направил острый конец посоха в сторону опасности. Тусклый свет выхватил из мрака мужскую фигуру в чёрном воинском плаще. Но незнакомец и не думал прятаться, он скинул с головы объёмистый куколь и приблизился к Николасу вплотную. И тогда святой отец обомлел, а потом придя в крайнее смятение, замотал головой, словно пытаясь избавиться от внезапного морока.

— Капитан Тибо Бувиён из Валанса? — скрипучим от волнения голосом спросил епископ, не замечая, что перешёл на язык франков. — Это вы? Значит я не ошибался, увидев вас той ночью?

— Да, это я… Привет вам, святой отче, с того света. Не ожидали увидеть меня живым? Сам же вы, епископ, продолжаете здравствовать и радоваться жизни. Значит забыли события того злосчастного дня… Забыли клятву обречённых, данную под захваченным норманнами Валансом.

В голосе говорившего не слышалось радости от встречи со старым знакомцем — гнев и ненависть сквозили в каждом слове чёрной ночной тени. Святой отец продолжал молчать, подавленный потоком этих слов и нахлынувших воспоминаний.

— Там, у