В мыслях летели прошлое и настоящее. Абсолютно каждый фрагмент памяти был отвратителен. От раннего детства, до настоящего момента. Даже то, что когда-то казалось счастьем. Память неслась тёмным фоном, вновь и вновь протаскивая перед глазами всю Афонину жизнь. Словно он был Иудой, смотрящим в прошлое и понимающим, что ему никогда не стоило рождаться. Вспоминал мать и с немым вопросом вглядывался вглубь себя, спрашивая: «зачем?». Зачем несчастные люди рождают несчастных людей? Зачем продолжают этот страшный бессмысленный круговорот? Почему ещё не договорились и в один момент не прекратили человеческий род, не остановили размножение? Почему не перестали плодить существ, что могут лишь причинять и терпеть боль; посвящать жизнь гормонам и калориям; бояться, основывая на страхе целые цивилизации; плакать и умирать. Пытающихся романтизировать свои внутренние животные потребности. Больше всего любящих трогать друг друга и смотреть на яркое. А если увидели себя со стороны, романтизировать и это, свою потерянность и бессмыслицу. Валяться в грязи, вылезая из неё, только чтобы продолжать жрать, размножаться и работать. Или посчитать себя особенным и смеяться, и показывать копытцем на других, в сущности, таких же как и ты. Думая, что увидеть, заметить, сказать вслух — значит изменить.

***

Каждый день был похож на похмелье. Нескончаемое ощущение усталости и печали. Всё раздражало: каждый звук, каждый детский крик за окном, каждое лишнее движение. Афоня стал много лежать, ему постоянно хотелось спать. Но уснуть он не мог. Параноидальная тревога сменялась бессильной ленью и наоборот. А если уснуть всё-таки удавалось, то просыпаться было так отвратительно, хотелось, чтобы сон наполнял всю жизнь и никогда не кончался. Этого хотелось, пока сны не стали превращаться в кошмары. Абстрактные мрачные пятна, погружающие на новый уровень депрессии. Спасения не было. Пожирающее себя сознание во всём находило отрицание жизни. Афоня разрушал себя каждым действием, каждой мыслью. Он был, словно, гранатой без чеки, мог в любую секунду взорваться.

***

А что дальше? Чего добиваться? Денег? Деньги ему не нужны, в этом он давно убедился. Любовь? Где-то в глубине она до сих пор живёт: одинокая, безнадёжная, рвущая на части. Подкопить, уйти на «заслуженный» отдых? Но отдых навевает ещё большую пустоту и скуку. Мрак безделья и одиночества поглощает с головой. Никого видеть нет ни сил, ни желания. Делать, что бы то ни было, кажется совершенно бессмысленным.

Жизнь — это поглощение пищи; хождение в туалет; ожидание в очереди; телевизор на фоне; сон, полный кошмаров; стояние под душем; звон утреннего будильника; работа; боль в голове и спине; бесцельное обсуждение всего этого с коллегами и, кажется, всё. Остальное забывается, остального слишком мало, ничего больше не существует.

А потом? А потом смерть. Так может жизнь — это уравнение, где бесцельное существование нужно сократить? Но как же икс? Должно же быть что-то ещё. Наверное, нужно найти неизвестное. Зачем-то ведь этот пример существует. А другие, те кто счастливы, его просто решили? А может, они гуманитарии, и счастливы как раз потому, что никаких уравнений в глаза не видели. Или это всё бред и, что ни говори, суть вещей останется прежней, под каким углом не посмотришь. И жизнь не изменится, и смысла не появится. Никогда.

***

Видел, как они листают ленту в телефонах. Везде: в кафе, на улице, на работе. Нет, не пишут сообщения, не читают книги, не слушают музыку. Равнодушно листают ленту, иногда улыбаются. Бесконечная и бессмысленная, она не отложиться в памяти, не принесёт пользы. Да что там пользы, она ведь даже удовольствия почти не приносит. Её листают между делом, как бы заполняют пустоту. Лента тешит иллюзией действия, призраком удовольствия. Если не знаешь, чего хочешь — листай ленту. Вместо того чтобы подумать и решить или честно ничего не делать.

Так и в жизни. Не знаешь, чего, на самом деле, хочешь, или не хочешь ничего — листай что-нибудь. Найди работёнку, на которую будешь вставать по утрам. Найди пару, чтобы делала часть домашней работы, занималась с тобой сексом. Придумай, как от этого отдыхать. Желательно, что-то вроде телевизора или спортзала, что-то, где не нужно ничего выбирать. Садишься на диван и смотришь или берёшь гирю в руки и тягаешь. А кто ты такой, что, на самом деле, любишь, чего, на самом деле, хочешь? Какая разница? Пока заполняешь жизнь иллюзиями, перестаёшь верить, что возможно по-другому. Иллюзия работы, чтобы чувствовать, что на тебе держится общество. Семья, как на картинке, в учебнике, чтобы понимать, как много ты сделал для человечества. А иллюзия хобби, чтобы притворяться, что такую жизнь тебе кто-то навязал. Главное найти побольше утешений, а другим говорить, что не от чего страдать, что хватит притворяться.

Люди постоянно друг друга учат, хотя, на самом деле, совершенно потеряны, никто ничего толком не знает. Все тянут лямку. А если кто-то из неё вырвется — обрушатся на него. Потому что завидуют, хоть это и отрицают.

Совсем как с пятёрочником в школе. С тем, что не даёт списать. Казалось бы, от него не убудет. А ему завидно. Завидно тем, кто не тянул лямку, но остаётся в выигрыше. Ведь такой пятёрочник ненавидит уроки больше любого прогульщика. Но он терпит, и терпит, и терпит. Он и от вымученной пятерки не получает удовольствия — ищет его на лицах двоечников. Те, кто несчастен и чувствуют боль, дают этому пятёрочнику энергии, создают иллюзию его превосходства. А те, кто нагло смеются двойкам наперекор, взывают зависть — у него нет такой свободы.

Всегда любил тех отличников, что давали списать. Они не тянули лямку, им действительно нравилось учиться. Они не радовались чужим неудачам, им хотелось, чтобы и окружающие были счастливы. Им не нужно было казаться лучше остальных, не нужно было придумывать отговорок, они были пьяны от самого процесса. В этом, наверное, суть. Чтобы быть счастливым, нужно действительно кайфовать от процесса. Нужно, наверное, знать, чего хочешь, и просто делать. Или, как минимум, понять, чего точно не хочешь, и больше не делать никогда.

***

Эта мысль встряхнула Афоню. Он был удивлён, что его тонущее во тьме сознание выдало что-то вроде формулы счастья. Захотелось подышать свежим воздухом. Он встал с дивана, отправился в парк. Нашёл место в тени, сел на лавочку и закурил. Задумался, с чего всё началось, почему его разум стал себя разрушать. В парке играла гитара, пели что-то про любовь. После пожара, конечно. Он сидел и курил, смотря вдаль, не знал, что делать с этой мыслью дальше. Гитарист продолжал петь, Афоня