Люди не зря говорят,

Что любят до гроба.

Ведь если один умрёт,

То любят уже другого.

И вдруг в Афоне что-то переломилось. А что вообще значит смерть? Любовь то живёт и никогда не умирала. Настоящая любовь бессмертна. И разве может жестокая и нелепая жизнь, со всеми её случайностями, любовь убить? Но ведь любовь — это лишь связь, её не может быть в пустоте. А значит, все, кто связан настоящей бессмертной любовью, тоже бессмертны. Любовь делает их такими.

Музыкант берёт последний аккорд, звук плавно угасает. Афоня подбегает к нему, крепко обнимает, бросает в шапку все деньги, что находит в карманах.

— Спасибо! Спасибо…

В этот момент Афоня словно просыпается ото сна. Только сейчас он понимает, что наступило лето, стоит опаляющая южная жара. Город полон туристов. И он, не думая больше ни минуты, отправляется к морю.

Каждая капелька необозримой бездонной толщи, казалось, хотела быть похожей на солнце, блистая в его лучах. Афоня скинул одежду, нырнул в теплые соленые волны. Вода, будто, смывала с него тяжесть, вымывала из него страх.

***

На следующее утро было паршиво, но определённо лучше, чем пару дней тому назад. Это было воскресенье, на работу только завтра. Пока валялся в постели, снова надвигалась апатия. Тогда Афоня встал, умылся, покурил и решил чем-нибудь заняться. Давно пора было сделать уборку. Он вымыл полы, посуду, вынес скопившийся мусор, принял душ.

К вечеру проголодался и решил что-нибудь приготовить. Именно приготовить, а не кинуть кружок колбасы на кусок хлеба. В старом буфете нашёл поваренную книгу, выбрал какой-то незнакомый салат и отправился в магазин. Придя домой, поставил что-то вариться, а что-то стал резать на досочке. Рука работала старательными, но пока неуклюжими, движениями. Из кастрюльки шёл пар, окна на кухне запотели. Афоня, словно в детстве, подошёл к мутному стеклу и стал рисовать пальцем. Нарисовал пальму и солнце над морскими волнами. Душа наполнилась спокойствием, он улыбался.

Еда была готова — Афоня порядком устал. Но это была приятная усталость. Эта усталость была куда лучше любой поддельной радости, типа опьянения. Получилось, на удивление, хорошо. Он поужинал и лёг спать, заснул быстро и крепко. Сегодня было, определённо, лучше.

***

Будильник. Работа. Тоска и тяжесть. Афоня ощущал бессмысленность своего пребывания там. Дома, вроде, тоже было пусто и одиноко. Но на работе жизнь невероятно сужалась и упрощалась. Казалось, то, что там делаешь, и есть твой предел. Простая физическая работа унижала его. И не из-за высокомерия или нежелания трудиться. Просто она растрачивала весь невероятный человеческий потенциал на вещи, пугающе простые и не требующие ничего, кроме пары отработанных движений рук и ног.

Автобус. Улица. Отличная погода. Ощущение лёгкости, предчувствие чего-то хорошего. Афоня отправился шататься по городу. Ближе к ночи одолела необъяснимая тревога — поплелся спать. Всё по новой.

С утра неожиданно пришла мысль, что хочется супа. Просто, вот, хочется и всё. Пока ехал в автобусе, выбирал, какого именно. Решил сварить «Госпачо», который видел недавно в поваренной книге. Весь день об этом думал, а после работы отправился в магазин, забежав домой только уточнить состав по книжечке.

Из кастрюльки манящий аромат, телевизор негромко поёт бархатистым голосом. Снова спокойствие. Снова крепкий здоровый сон.

***

Готовка нравилась ему всё больше и больше. Одновременно и простая, и сложная. Она — искусство, а в нём никогда не будет предела совершенству.

Афоня решил попробовать все блюда из поваренной книги. Почти всё свободное время он проводил на кухне. Прикупил посуды и готовил, готовил. Странно, он никогда не думал, что ему может понравиться стряпание пищи. А теперь оно стало как для других охота или рыбалка.

***

Готовка очень похожа на музыку, на игру слаженного оркестра.

На пюпитре лежит открытая поваренная книга. Кухня затихает. На столе — продукты и посуда, всё ждёт начала. И вот, тишину нарушает первый звук — щелчок газовой конфорки — словно взмах дирижёра. Затем не спеша вступают инструменты. Ритм отбивает нож, режущий овощи; басом на огонь встаёт чугунная сковорода; восходящим легато трещит кипящее масло; печальным фальцетом звенит ария — маэстро репчатый лук. Всё в темп друг другу, строго по нотам, но, всё равно, по-своему. Звуки в удивительной гармонии сливается в контрапункт — симфонию готового блюда. После небольшого затишья — аплодисменты — вилка с ножом. На душе торжественный покой. Концерт удался.

***

Когда каждый день возвращаешься к раковине грязной посуды, то понимаешь, что на земле ничего не бывает навсегда. Результаты трудов призрачны и мимолётны. Блистающие и скрипящие от чистоты приборы не больше чем через час станут жирными и грязными.

Раньше Афоня ненавидел мыть посуду. А теперь это воспринималось, как неотъемлемая часть готовки. Чтобы приступить всегда приходилось себя заставлять, а в процессе всегда оказывалось, что это не так уж сложно и неприятно. Со временем получалось всё легче и быстрее. Даже начало нравиться. Была в этом какая-то медитативность. Разум расслаблялся, руки делали всё сами, привычными плавными движениями. Афоня, когда мыл посуду, чувствовал что-то вроде гармонии со всем миром. Мыть, чтобы пачкать, пачкать, чтобы снова мыть. Инь, за которым всегда следует Ян.

Он ощущал себя художником, который рисует исключительно для себя. Так, что никто никогда не узнает и не увидит творения, кроме него самого. Словно он рисует на земле, зная, что всё исчезнет с первым же дождём. Или представлял, что он музыкант, играющий в полном одиночестве, сидя у тихого летнего озера. Музыка льётся, но слышит её только он. Музыка теплого мирного вечера, она посвящена лишь этому короткому моменту.

Всё потому, что суть в процессе. Ведь любой результат и есть лишь тусклое отражение процесса. Лишь повод начать что-то новое. А получать удовольствие от процесса — это то, что касается всей жизни и абсолютно всех её моментов. Ведь и мытьё посуды, и уборка в квартире, и стирка, как и тысячи других дел, могут приносить удовольствие.

***

Он стал как бы учиться всему заново. Учился дружить с самим собой. Пытался понять, почему его душа разъедает себя изнутри. Ведь печаль, как и радость, не может появиться просто так. Всегда есть причина. И Афоня пришёл к тому, что у него, на протяжении, наверное, всей жизни была довольно веская причина. Он очень боялся смерти. От того смерти близких ломали его так сильно, от того он сам хотел умереть. Да, боялся и хотел. Потому что ждать смерть, каждый день оглядываться, знать, что она неотступна — это наказание, пожалуй, даже большее,