— Почему?

Она смотрела ему в глаза, упорно не отводя взгляда, а ее щеки начал заливать румянец, и она чувствовала, как он жжет ей кожу.

— Во-первых, потому, что он изменился.

— Он изменился, а как насчет тебя?

— Я обнаружила, что тоже изменилась.

— И как скоро ты сделала это открытие?

Сопротивление было бесполезно. Ей все-таки пришлось отвести глаза, а румянец, покрывший ее лицо, имел живое тепло алой розы. И был настолько же очарователен.

— Вскоре после приезда.

— Насколько «вскоре после приезда»?

— А это имеет значение? — спросила она, едва дыша.

— Конечно, имеет. Для меня это имеет очень большое значение! — Он поднялся, подошел к ее креслу и склонился над ней. Она чувствовала слабый, приятный запах его крема, его дыхание потеплело от сигаретного дыма. Он наклонился ниже. — Для меня это важно, Джульетта, потому что впервые, думаю, я встретил тебя в день твоего приезда… вечером, помнишь, когда я заехал из чистого любопытства? Ты была в саду, я смотрел на тебя с веранды, когда ты шла по садовой тропинке, а ты даже не знала, что я наблюдаю за тобой! Ты была для меня как откровение — такая стройная, такая молодая, такая уверенная в себе… пока не столкнулась нос к носу со мной! И даже тогда ты сохраняла достоинство, и, как я потом решил, ты моментально невзлюбила меня. Это действительно было так, Джульетта? Или так произошло потому, что ты внезапно оказалась в новой для тебя ситуации и не знала, как надо себя вести?

— Что ты имеешь в виду? — спросила она, пытаясь прихлебнуть кофе, но заключила, что безопаснее будет отставить его на столик. Ее руки вдруг задрожали, и даже голос стал нерешительным. Она повторила: — Я… что ты имеешь в виду?

Он не улыбался, наклоняясь над ней, и, когда она, наконец набралась духу и взглянула ему в лицо, его глаза сверкали.

— Я имею в виду, что, когда двое людей, предназначенных друг для друга, потому что в их жизни вмешалась судьба и предопределила их встречу, наконец, встречаются, каким сильным должно быть потрясение!

Она заставила свой голос звучать ровно и спросила:

— И ты был потрясен?

— Я же сказал, ты стала для меня откровением. Я хотел продолжать глазеть на тебя и тем самым смущать тебя! Я подумал, — если тебе нужны все эти объяснения, — что ты слишком хороша, чтобы отдать тебя Колину, но понял, что ум, светившийся в твоих глазах, не даст тебе принять решение в пользу кузена. И что до нашей первой встречи ты не знала, что значит быть заинтересованной каким-нибудь мужчиной. Ты находилась в состоянии, если так можно сказать, полного неведения… совершенно не пробужденная! И поэтому мне предстояло пробудить тебя!

— И думаешь, ты успешно справился с задачей?

Она вдруг поднялась, проскользнув под его руками, опиравшимися на подлокотники ее кресла, и отошла на несколько шагов, прежде чем повернуться и взглянуть на него.

Он улыбнулся:

— Уже на следующий день, в клубе, твое отношение ко мне было другим. Враждебность исчезла, и ты готова была слушать меня… доказательство того, что я, по крайней мере, произвел хоть какое-то положительное впечатление. На моем званом обеде, здесь, в этом доме, ты еще больше ожила, а в саду даже не сопротивлялась, когда я поцеловал тебя. Ты прекрасно знала, что рискуешь снова оказаться в той же ситуации в резиденции, но все же позволила мне — во второй раз! — увести тебя в сад. А сегодня ты сидела со мной наедине во время ленча.

Он приблизился к ней, взял за руки, которые стали совсем беспомощны, потому что она вдруг испугалась. Прекрасно понимая ее состояние, он поднес ее руки к губам и поцеловал.

— Не бойся, Джульетта, — мягко сказал он. — Сегодня ты моя гостья, и я буду обращаться с тобой как с гостьей. До той самой минуты, как ты уйдешь отсюда, и я обязательно отвезу тебя домой. Но, как только мы снова останемся наедине, а поблизости будут другие люди, которых ты, если захочешь, сможешь позвать на помощь, я поцелую тебя в третий раз… и на этот раз всерьез! Даю тебе честное слово!

Он был бледен, а на его лице застыло выражение, говорившее ей, что он железным усилием воли сдерживает себя и свои желания, но это дается ему с огромным трудом. И, глядя с любопытством ему в глаза, она почувствовала, что дрожит от никогда раньше не испытанного восторга. Или это было только предвкушение восторга?

Она не знала. Сердце сильно билось, а волнение настолько захлестнуло ее, что она чувствовала себя осинкой, трепещущей на ветру. Он все еще держал ее за руки, и между ними словно пробегал электрический ток. Он разглядывал ее руки — гладкие бледные ладони и красивые пальцы. И прежде чем отпустить их, поднес сначала одну, потом другую ее руку к лицу и прижал ее ладони к щекам. Он закрыл глаза, и несколько секунд она не могла видеть, какими поразительно яркими они были.

— Ты должна быть готова к тому, Джульетта, — предупредил он, — что в один прекрасный день мы останемся совсем одни, и тебе не к кому будет обратиться за помощью… если, конечно, ты все еще чувствуешь в этом потребность! И чем дольше я жду этого момента, тем более неуправляемым, скорее всего, стану, когда он, наконец наступит! Ты должна понять, что для меня это совсем новые ощущения — как и для тебя! — и никто из нас не знает, не сметем ли мы все на своем пути, когда наконец признаем, что нам суждено было встретиться. Так что, если ты все еще боишься львов и каракуртов, помни, что в жизни есть и другие вещи, которые ранят и уязвляют сильнее яда, но стоит тебе признать, что они существуют, — и ты погибла! Вот почему я хочу дать тебе время!

Он отвернулся от нее и отошел к одному из широких окон.

— Ну, допивай свой кофе, и я отвезу тебя в «Зеленые поляны».

Она торопливо допила кофе, хотя ей уже и не хотелось его пить, поставила чашку на блюдце и застыла в ожидании, пока он обернется и снова обратится к ней. Но он заговорил не поворачиваясь:

— Готова?

— Да.

— Тогда поехали.

Они в молчании поехали обратно в «Зеленые поляны», но, прежде чем показалось бунгало, мимо них проехала машина. Это было красивое голубое авто, за рулем которого сидела миссис Грэхем. Она нажала на тормоза и остановилась, проехав мимо них несколько ярдов. Грейнджер тоже остановился, потому что на ее лице было такое выражение, словно ей надо было сказать им что-то важное.

И Кларисса, и Майк начали подавать машины назад и наконец, остановились бок о бок. Кларисса, походившая на мечту в платье одного из своих любимых сиреневых оттенков, очевидно, была с визитом в бунгало и выглядела серьезной, даже мрачной. Она не стала выходить из машины, так же как и мужчина, сидевший рядом с Джульеттой, и обратилась к ним, отчетливо выговаривая слова:

— Очень хорошо, что я вас встретила. Я должна кое-что сказать Джульетте.

Майк открыл дверцу машины и вышел на дорогу. Он нахмурился, словно предчувствуя недоброе.