Чтобы отвлечься, Ана в тысячный раз просматривала списки, которые дал ей Кеннет: в них были имена дворян, в которых он был заинтересован, святых, которых стоило остерегаться, а также людей, которые графу помогали. Балы существовали прежде всего, чтобы наладить связи, поэтому Кеннет посоветовал Ане не упускать эту возможность. Она робко надеялась, что все-таки удастся узнать, кто, где и каким образом устраивал аукционы рабов. Связь с Церковью была очевидна, но остальное пока что оставалось под завесой тайны. Все немного усложнилось, после того как священник, из которого Кеннет «пытался вытащить информацию», умер. Ана поморщилась от воспоминаний.

Задача Аны на балу заключалась в том, чтобы привлечь внимание младшего принца и сблизиться с ним. Он, в отличие от религиозного брата, мог стать тем, кто выступит против Церкви.

Однако Ян, по слухам, не был заинтересован ни в троне, ни в политике в целом. Он слыл кутежником и повесой, наглым, эгоистичным, грубым и самовлюбленным человеком, который не находил нужным считаться с чьими-либо мнениями и чувствами.

Впрочем, высший свет относился к нему снисходительно и даже доброжелательно, оправдывая все молодостью. Юных дам не останавливал вспыльчивый и ветреный характер принца, поскольку он терялся за его притягательной внешностью. Они неизменно продолжали искать его внимания, готовые на короткий роман, но надеющиеся на замужество. Старший брат Яна Ингрид принял обет безбрачия, поэтому единственный шанс королевской семье обзавестись наследником – брак молодого принца. А это означало, что неважно, насколько он был аполитичен, он все равно оставался лучшей партией из возможных для дочерей знатных семей.

Способности Аны в управлении силой за время обучения стали значительно лучше. Ей будто удалось преодолеть невидимый барьер, сдерживающий развитие. Теперь Ана чувствовала саму Тьму, а не ее воздействие. Сила поднималась в ней волной, выходила наружу и нападала на желаемую цель – каждый из этапов был если не под ее контролем, то под наблюдением. День за днем росла уверенность, и сегодня Ана доверяла себе достаточно, чтобы сделать то, о чем попросил ее Кеннет.

Кроме того, она стала лучше спать, вместо кошмаров ей снились волшебные миры. И Хельга вновь заглядывала к ней по утрам, согревая теплыми разговорами.

Когда пришли горничные, для Аны все слилось в безостановочный поток суеты с привкусом шампуней и духов. Она не выбирала себе образ на бал и не вмешивалась в то, как ее причесывали, красили и украшали. Настояла только на одном: чтобы вместо нити черного жемчуга ей на шею надели кулон в виде мотылька, подаренный Кеннетом. Мотылек почти сливался с цветом ее кожи, лишь слабо поблескивая. Ана коснулась его – это был их с графом знак, что ей нужна помощь. Он не сможет быть рядом во время бала, но обещал не терять Ану из виду.

Ей нравился этот кулон: скромный, неброский, похожий на нее саму. Легкая улыбка скользнула по губам. Мотыльки летят на свет в поисках пути, принимая любой огонек за луну. И сгорают.

* * *

Ана закончила свой туалет, и ей оставалось только ждать приезда Карла. Она сидела в кресле, вспоминая наставления Кеннета, и смотрела в окно. Сам Кеннет уже уехал встречать Веронику, как того требовал этикет. Ана пыталась настроить себя на игривый и даже фривольный лад, ведь Карл знал ее именно такой, но сегодня это давалось непросто.

Внутри рос ком тревоги: Ана волновалась, сможет ли произвести нужное впечатление, так ли хороши ее манеры, впрямь ли она умеет танцевать. И не потеряет ли контроль среди толпы дворян, каждого из которых она заранее считала врагом. Бал был не только поминками в память тех, кого она убила на аукционе рабов, но и прекрасной возможностью живых занять места мертвецов.

– Госпожа, ваш спутник прибыл! – торжественно сообщила горничная, заглянув в комнату.

– Спасибо, передай ему, что я сейчас спущусь, – ответила Ана и поднялась.

Напоследок взглянув в зеркало, Ана с трудом узнала себя. Нет, в целом это была она: та же бледность, блеклые глаза, немного вздернутый нос. Но из-за макияжа и изысканного, откровенного наряда Ана казалась себе более взрослой, той, к кому обращения «леди» и «госпожа» по-настоящему уместны. Светлая кожа, покрытая пудрой, выглядела фарфоровой, щеки светились румянцем и губы алели, а глаза обрамляли насыщенно-черные ресницы. Горничные постарались на славу.

Ана вышла. Спускаясь по главной лестнице, у входа она увидела Карла. Как и в прошлый раз, он был в черном фраке. Униформа инквизиторов оказалась подходящей мрачной теме бала.

Карл внимательно разглядывал ее. Она провела рукой по гладко зачесанным и собранным в низкий пучок волосам, переживая, что с ее внешним видом что-то не так. Поправила черные перчатки, доходящие почти до подмышек, и пожалела, что подтянуть платье не сможет. Его пошили из тяжелого черного атласа, и оно не имело ни рукавов, ни бретелей – держалось исключительно на корсете. Именно обнаженные изящные плечи по задумке портного должны были разбавить общую траурность наряда. Ана нервно вдохнула и поравнялась с заждавшимся ее инквизитором. Ей предстояло веселиться и флиртовать весь вечер, но сейчас она не могла заставить себя и улыбнуться. От мысли, что нужно быть непринужденной и кокетливой, внутренности скручивались в узел.

– Добрый вечер. – Она присела в книксене.

Карл прослушал приветствие, продолжая сверлить Ану холодным взглядом. Она отвела глаза, чувствуя нарастающую неловкость и тревогу. Его непроницаемое выражение лица не давало понять, что значит этот взгляд. Ана надеялась, что Карл не собирался сегодня искать в ней Тьму.

– Карл, на что засмотрелись? – Она постаралась звучать игриво, но голос дрогнул.

– Леди Мелрой, прошу прощения за неучтивость, – Карл заговорил, – вы сегодня выглядите иначе.

– Само собой, мы же не на прогулку идем. – Ана вынудила себя улыбнуться, чтобы ее ответ не звучал совсем уж резко.

– И правда. – Карл подал ей руку и наконец отвел взгляд.

Его уши горели. Сейчас было самое время поддразнить инквизитора, но Ана не могла сказать ни слова: переживания о предстоящем бале не отпускали. Она взяла Карла под руку.

– Зовите меня по имени, – тише, чем ей хотелось бы, попросила она.

Они сели в карету, на которой был изображен символ Инквизиции, рассветное солнце, поднимающееся из-за горизонта, и поехали. Оказалось, что если Ана не начинает разговор, то и Карл будет молчать. Сначала ее это даже устраивало, проносящиеся за окном городские пейзажи и размеренное покачивание кареты успокаивали, но скоро она стала переживать, не слишком ли подозрительна такая резкая смена поведения. Кеннет предупреждал, что Карл, вероятно, вызвался