Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Может, добавишь соус в пасту? – Стеф натянуто улыбается, бросает мне полотенце и садится напротив Мирей.
Я с облегчением ретируюсь в кухню, прислушиваясь к их разговору.
– У вас один ребенок, да? – спрашивает Мирей.
– Да, дочка. Ей два года.
– Я думаю, у вас две девочки.
– У Марка была… – не подумав, начинает Стеф.
«О боже…»
Я громко кашляю, и Стеф осекается.
– Подлить вам вина?
– Да, спасибо.
В комнате повисает неловкое молчание, поэтому я отпускаю Мирей комплимент:
– Вы хорошо говорите по-английски, мадам.
– Я училась год в Лондоне.
– О, а что вы изучали? – подключается Стеф.
– Банковское дело. Но потом я быстро вернулась сюда. Стала художницей.
– Вы давно живете в этом доме?
Я выразительно смотрю из кухни на Стеф, помахивая ложкой, чтобы привлечь ее внимание. Ее слова действительно напоминают полицейский допрос.
Но Мирей покорно отвечает – наверное, сказывается ее меланхоличное настроение. А может, ее стимуляторы перестали работать.
– Давно. Поэтому я не могу уехать так просто. Вся моя жизнь здесь. Даже если они хотят, чтобы я уехала.
– Кто? Кто хочет, чтобы вы уехали?
Если Стеф продолжит донимать Мирей, она оскорбится и уйдет, и мы никогда не узнаем историю этого дома. Я в последний раз помешиваю пасту, возвращаюсь в комнату, сажусь и начинаю нести какую-то чушь о нашем отпуске. Все любят, когда туристы хвалят их город, поэтому я с восторгом рассказываю об архитектуре, древних дорогах, великолепных товарах на рынке, но Мирей перебивает меня:
– Теперь я вас знаю. Знаю о вашей семье. Вашей маленькой девочке. Сегодня я окончательно решила. Я уйду.
– Откуда? – спрашивает Стеф. – Вы имеете в виду, отсюда?
– Oui.
– Почему?
– Нельзя убежать от своей истории… ton histoire. Это всегда с тобой. – Мирей смотрит на меня, произнося эти слова. – Это всегда со мной. Я думала, может, это ушло с прошлыми людьми. Mais, non. Но нет. Теперь я должна забрать это с собой. Иначе это будет с вами.
– Это? Что… – начинаю я.
Но Стеф опять меня перебивает:
– Прошлыми людьми? Вы имеете в виду Пети?
– Нет petits! – вспыхивает Мирей, а затем, уже спокойнее, добавляет: – Как я сказала, я думала, q’ il était parti, это ушло с прошлыми людьми. Им было плохо, но недостаточно, я думаю. Я ошиблась. Мне жаль за вас. Мне жаль за вашего ребенка.
Ладно, это уже становится смешным. И страшным. И портит атмосферу, которую нам удалось создать сегодня. Эта женщина безумна, в конце концов, и мы не получим от нее никакой информации. Я встаю и похлопываю Стеф по плечу.
– Помоги мне, пожалуйста. Простите, madame.
Стеф встает из-за стола и идет за мной в кухню.
– Она сумасшедшая, – шепчу я, грохоча тарелками и ложкой. – Мы у нее ничего не узнаем. «Это будет с вами». Что, черт возьми, это значит?
– Это значит, что ей трудно выразить свои мысли, вот и все. Просто позволь ей говорить. Потом мы сравним ее слова с рассказом директора агентства по недвижимости и все выясним.
– Что выясним? И почему это важно? Мне кажется, мы копаемся в истории, которая нас не касается. Нужно просто оставить все как есть.
– Я хочу разобраться, – возражает Стеф, поливая разложенную по тарелкам пасту соусом.
Я качаю головой. Стеф не разубедить, и я не хочу ссориться, поэтому просто заткнусь и буду пить вино. Этот ужин – глупая ошибка. Я режу багет и выкладываю ломти хлеба на тарелку с сыром, когда скрипит, поднимаясь, оконная рама. Стеф несет в комнату две тарелки с пастой, и я слышу, как они с грохотом падают на пол.
– Мирей! Нет! – вопит Стеф.
У меня хватает времени только на то, чтобы повернуться к окну кухни. Я вижу, как Мирей взбирается на подоконник, отталкивается от ржавой решетки, когда-то удерживавшей горшки с цветами, переворачивается и изящным движением прыгает головой вниз. Платье с цветочным узором вспыхивает в лучах света – и Мирей исчезает.
Я была всего в паре шагов от Мирей, когда она выбросилась из окна, но я не слышала, как ее тело ударилось о булыжники мощеного двора. А может, и слышала, но это воспоминание стерлось из моей памяти. В ушах у меня зашумело, тарелки упали на пол. Я краем сознания отметила, что у меня подогнулись ноги. Но я не закричала – в этом я уверена.
– Стеф! Стеф, что она сделала? – заорал Марк.
Но я не могла сдвинуться с места. Я почувствовала, как он толкнул меня в плечо, пробегая к окну.
– Вот черт! – Он взглянул вниз. – Вот дерьмо! Господи… – Марк повернулся ко мне. – Она жива. Она шевелится, Стеф. Она дышит.
Мое тело мгновенно наполнилось адреналином, точно меня током ударило, – и я пришла в себя.
– Вызови скорую, Марк. И звони в полицию. – Мой голос звучал совершенно спокойно.
Я чувствовала себя совершенно спокойной. Я знала, что такое состояние странно. Сейчас было самое время слететь с катушек – попытка самоубийства Мирей должна была вызвать во мне посттравматический синдром, оставшийся после ограбления.
– Какой номер? Черт…
– Прогугли, Марк.
– Ладно… хорошо… Да.
Вступив в разбросанные по полу спагетти, я взяла с дивана подушку и покрывало и направилась к двери.
– Стеф, что ты делаешь?
– Иду к Мирей. Ей нужна помощь.
– Подожди, я пойду с тобой, только дай я…
– Нет времени, Марк.
И я вышла из комнаты.
Крови почти не было. Она прыгала головой вниз, но в падении повернулась и теперь лежала на боку: левая рука вывернута под странным углом, плечо выбито. Левая часть лица была вжата в брусчатку, но правый глаз оставался открытым. Платье задралось, обнажая дряблые волосатые ноги, покрытые шрамами.
Я присела на корточки и осторожно набросила на нее покрывало.
– Мирей…
Она часто-часто дышала, ловя воздух губами: «Хых-хых-хых-хых».
– Мирей, не двигайтесь, хорошо? Помощь уже в пути.
– Ох…
Что-то маленькое, белое, зернистое валялось около ее головы. «Осколки зубов, это осколки зубов», – с холодным спокойствием подумала я. Ее правый глаз бешено вращался в глазнице.
Я подумала, не подложить ли ей под голову подушку, но не рискнула: если поврежден позвоночник, ее нельзя передвигать. Я посмотрела на окно. Как она сумела так быстро выбраться? За окном мелькнула тень.