– Он сказал почему?

– Слишком уж много хлопот было с этим домом. Люди, арендовавшие квартиры, там надолго не задерживались. Они въезжали, но вскоре уже выселялись, отказываясь платить. Он говорит, что у многих агентств была та же проблема, поэтому они не хотели браться за этот проект.

– Он не упомянул, почему жильцы съезжали?

– Non. Он и сам этого не понимает.

– Он сказал, кто сейчас владеет зданием? Он что-то слышал о Пети?

– Non. Это имя ему незнакомо.

У Марка опять лихорадочно заблестели глаза.

– Мы можем поговорить с ним?

– Oui. Я дам вам его электронный адрес. Но он не сможет помочь вам, пока не вернется из отпуска. Это будет… гм… где-то через две недели, кажется.

Мы от души поблагодарили его и вышли на улицу.

Марк повел меня на Монмартр, где мы остановились перекусить и выпить кофе в самой дешевой забегаловке, которую только смогли найти. Желание Марка выяснить, где же находятся Пети и что за история связана с нашим домом, передалось и мне. Может быть, еще тогда я должна была догадаться, что с Марком что-то происходит. Его чрезмерно восторженное поведение разительно отличалось от привычной размеренной и уравновешенной манеры мыслить, но я все еще радовалась по поводу вчерашних новостей о своей книге, поэтому не обратила на это внимания. Допивая остывший капучино, мы обменивались идеями. На пару часов загадка покинутого жильцами здания захватила нас. Из этого выйдет роскошная история, которую мы сможем рассказывать, когда вернемся домой: «Вы ни за что не поверите…» Да, это воодушевляло.

Когда мы вернулись домой, у квартиры нас ждала Мирей. Она сидела на ступеньке, укутавшись в уродливую шерстяную шаль, топорщившуюся за плечами, как грязный парашют. На щеке у нее виднелся след голубой краски. От нее пахло пóтом и никотином.

Не глядя на Марка, она повернулась ко мне и кивнула.

– Вы все еще здесь?

– Похоже на то, – как можно легкомысленнее откликнулась я.

Она с жалостью посмотрела на меня.

– Остальные не были здесь так долго.

Мы с Марком переглянулись.

– Что еще за остальные? Пети?

Она наконец-то удостоила его взглядом.

– Я говорила вам. Я не знаю этих людей. Non. Говорю о les autres visiteurs[28]. Как вы. Семья из Англии или Америки. Пробыли всего одну ночь. Я их видела, они уезжали. Очень злые. Вам тоже нужно уехать. Они уехали, и стало лучше. Но все еще плохо.

– Погодите… когда это было?

– Не знаю. – Она пожала плечами. – Я плохо со временем.

– Почему они уехали? – Марк смотрел на нее с таким же напряжением, как и она на нас. – Почему они злились?

Мирей вздохнула.

– У вас есть деньги на мой вай-фай? – Она странно произнесла это слово.

– Почему они уехали? Они останавливались в нашей квартире? – Марк уже повысил голос.

– Успокойся, Марк, – прошептала я.

Мирей протянула руку ладонью вверх:

– Деньги.

Марк открыл бумажник и достал банкноту в десять евро.

Мирей охнула, вскочила на ноги и выхватила бумажник у него из руки.

– Эй! – Марк попытался отобрать его, но Мирей отвернулась.

Она пристально вглядывалась в снимок Хейден, вложенный в отделение для визиток. Я знала, что за этой фотографией лежат еще два снимка – Зоуи.

– У вас есть un enfant?[29] Почему вы не сказали мне раньше?

– А почему мы должны были вам говорить? Отдайте!

– Это ваш bébé?[30] – спросила она у меня.

– Ну, она сейчас уже не такая маленькая.

Мирей что-то пробормотала себе под нос по-французски. Ее рука обмякла, и она чуть не выронила бумажник. Марку наконец-то удалось его забрать.

Затем она кивнула и посмотрела мне в глаза:

– Я увижу вас сегодня вечером.

– Простите, что?

– Я увижу вас сегодня вечером. Мы выпьем. Я приду.

Повернувшись, она начала подниматься по лестнице.

Мы должны были позвать ее и отказать ей, но мы оба слишком опешили.

– Она действительно только что напросилась к нам на ужин? – спросила я у Марка, когда Мирей ушла.

– Похоже на то.

– Когда она придет, может, притворимся, что нас нет дома?

– Нет. Я хочу узнать об этих «остальных». Думаешь, Пети уже делали такое раньше? Приглашали людей пожить в этой дыре? Но зачем? В чем их мотив? Мы ведь им не платим.

Я несколько неохотно поделилась с ним своей странной версией о том, что Пети нас разыгрывают. Я надеялась, что Марк поднимет меня на смех. Не тут-то было.

– И почему она так удивилась, что у нас есть ребенок?

Марк пожал плечами.

– Может быть, из-за разницы в возрасте?

– Думаешь?

– Ой, да плевать! Пойдем в квартиру.

Пока Марк принимал душ, я попыталась связаться с мамой по «Скайпу», но ее не было онлайн. И мобильный она не брала. Я оставила ей сообщение и зашла на «Фейсбук». Давно я этого не делала, и у меня тут уже скопилось несколько сообщений от друзей, интересовавшихся нашей поездкой. «Фейсбук» был моей единственной связью со старой компанией. Большинство приятелей по университету перестали со мной общаться, когда я забеременела и бросила учебу. Вначале я еще пыталась поддерживать с ними связь, приглашала их к себе домой, но они чувствовали себя неловко и никогда надолго не задерживались. Они относились к Марку с опасливым уважением, словно он был моим отцом, а не мужем. Я подумала, не поделиться ли новостями о своей книге, но потом решила промолчать – чтобы не сглазить. В итоге я просто закрыла вкладку, так ничего и не написав.

После душа Марк пошел в кухню и вернулся с ножом.

– Пора посмотреть, что тут в коробках.

– Думаешь?

– А кто нас остановит? Пети – даже если они существуют – утратили право на неприкосновенность вещей, вот что я думаю.

Он воткнул нож в край первой коробки и взрезал скотч, а затем, удивленно вскинув брови, достал оттуда белое подвенечное платье, пропахшее плесенью и, видимо, засунутое туда без особых мер предосторожности. Платье казалось недорогим: магазинное платье-торт из блестящей синтетики и акров дешевой сетчатой фаты, поднеси спичку – и оно мгновенно сгорит. Больше в коробке ничего не было.