– Попробуй следующую.

Во второй оказалась груда кулинарных книг на французском, напечатанных еще в 1970-х, и ржавые инструменты для ремонта. Марк швырнул нож на стол.

– Вот дерьмо!

– Стоит порадоваться, что тут нет этих ужасных волос. Или еще чего хуже – например, отрезанных конечностей.

Марк огорченно запихнул книги и инструменты обратно в коробку и пошел в ванную.

Мой ноутбук пискнул, подавая сигнал о полученном сообщении. Сердце у меня ушло в пятки: вдруг это от литературного агента? Я сразу «кликнула» по ссылке.

Письмо было не от агента.

Синяк на спине я еще могу чем-то объяснить – ну, наткнулся на что-то и не заметил. Но как же след от укуса на губе? Я смотрю на свое отражение в зеркале в ванной, дотрагиваюсь кончиками пальцев до места, куда она меня укусила. Я помню случившееся урывками, как сон, но все это происходило в реальности. Я прижимаю ноготь к ранке, и она отдается болью. Не нужно думать об этом.

Что это была за девочка? Это не Зоуи, вот уже в который раз повторяю я. Это не Зоуи, потому что это просто невозможно. Но мой собственный голос в голове звучит неубедительно. Наверное, та девочка была все-таки старше четырнадцати. И она была пьяна. Или под наркотиками. Что-то в этом роде. Это бы все объяснило. И не заставляло меня чувствовать себя… заклейменным.

Она сказала, что я убил ее. Она никогда не простит меня. Остатки рационального в моем сознании напоминают, что я все это выдумал. Это я сам себя никогда не прощу. И не должен. Смерть ребенка не так легко простить. А уж о прощении самого себя и речи быть не может.

– Марк?

– Да? – откликаюсь я.

– Ни за что не поверишь! – кричит мне Стеф из гостиной.

Я мою руки, споласкиваю лицо и выхожу к ней.

– Что случило?

Стеф поднимает голову от айпада:

– Ничего не случилось. Пети ответили.

– Отлично! Наконец-то. Что пишут?

Она указывает на письмо на экране. Там всего две строчки:

Мы прощаемся за задержку. Мы отставились на минутку. Надеемся, вам нравится наша очаровательная квартира.

– Странно, да? – говорит Стеф, вставая и подключая айпад к зарядке.

– Ну, они ведь плохо говорят по-английски, помнишь? Наверное, если бы мне нужно было написать кому-то сообщение на французском, я бы постарался составить его как можно короче.

– Да, но после всего этого времени… Наверняка они понимают, что мы беспокоимся.

Я пожимаю плечами:

– Может, это так у французов принято. Гальское головотяпство. Кто знает? Но хорошо, что с ними все в порядке. Теперь нам не нужно о них беспокоиться.

– Не думаю, что ты вообще о них беспокоился.

– Я знал, что все обойдется.

– Как думаешь, они все еще собираются остановиться у нас дома? Письмо такое невразумительное.

– Да, это ты верно подметила. Наверное, стоит у них спросить.

– Сейчас сделаю. – Она уже набирает сообщение. – И Кларе напишу, что с ними все в порядке и, может, они еще появятся.

Я смотрю, как она наклоняется над ноутбуком. Свитер провисает, и я вижу ее изумительное декольте. Я женат на этой женщине. Красавица с такой восхитительной грудью предпочла жить со мной. Она замечает мой взгляд, улыбается и встает.

– Давай приготовим что-нибудь вкусное на ужин, – предлагаю я, смутившись. – К нам присоединится местная сумасшедшая. В конце концов, надо ее уважить.

– Мирей? Она хотела только выпить.

– Но мы можем накупить свежих продуктов у лоточников по дороге, совсем дешево. Когда еще у нас будет шанс приготовить что-то из купленных на рынке французских продуктов? Можем отпраздновать новости о твоей книге. Будет как в тех кулинарных роликах о готовке за границей.

Стеф кивает:

– Давай.

Она целует меня в щеку, прижимается ко мне, и мы обнимаем друг друга крепко-крепко. Не знаю, когда мы в последний раз так обнимались. Как же это приятно!

За час мы умудрились пробиться сквозь языковой барьер и, объясняясь только жестами и улыбками, купить сырокопченые колбаски, крупные черные оливки, упаковку спагетти, пару огромных, словно рифленых помидоров (этот сорт еще называют «воловье сердце»), головку чеснока, пучок петрушки, пахнущей сухой землей (словно ее только сегодня утром привезли с фермы), багет и немного сыра комте, пару свежих груш и мандаринов – и, конечно, четыре бутылки вина. За все это мы заплатили ненамного больше, чем пришлось бы отдать в нашем городе.

Мы минуем дверь во двор. Стеф что-то болтает о мопсе, наряженном в кожаный костюмчик, а я наслаждаюсь нашим настроением. Проходя мимо облупившейся двери в чулан, я усилием воли отгоняю от себя мрачные мысли – о призраках, жертвах, испражнениях. Сейчас, прямо сейчас, для меня самое главное – счастливое время с женой, а не какие-то мрачные выдумки. Они не испортят мне этот вечер.

«Кто они, Марк?»

«Все они. Мертвые»

Мы поднимаемся в чернильной темноте лестницы, и только слабое свечение телефона освещает нам путь. Отпираем тяжелую дверь. Я с натугой открываю оконную раму в кухне, пока Стеф включает музыку – мягкий лаунж, из тех, что заставляет беззаботных юных красоток пускаться в пляс на залитом предрассветными сумерками пляже. Вот кем была Стеф для меня, когда я повстречал ее, – юной и жизнелюбивой, и потому казалась экзотичной. Я никогда даже не думал, что у меня появится такой шанс. Что я заслуживал такого шанса. Что я смогу очутиться в раю с ней. Что со всеми моими травмами и сожалениями я вообще могу жить с ней на одной планете. Но вот она – на парижской кухне, со мной, покачивает бедрами в такт музыке, распаковывая продукты.

– Ой, черт… – охает Стеф.

Меня бросает в холод.

– Что случилось?

– Мы не купили оливковое масло.

– Господи, от твоего вопля у меня чуть сердечный приступ не начался!

– Прости. Мне выйти и купить?

– Нет, я просто порежу колбаску, и мы промажем ее жиром сковородку. Я думаю, этого будет достаточно.

– Отличная идея! Мне нравится, когда ты берешь дело в свои руки, шеф-повар.

Я открываю бутылку вина – аргентинский «Мальбек», в столице Франции он куда дешевле, чем у нас, – и наливаю нам по бокалу. Стеф отпивает немного, мурлыча себе под нос слова песни, протирает стол в кухне и начинает резать помидоры. Я становлюсь рядом и давлю массивные, свежие дольки чеснока.

– Слушай, Стеф, я хотел извиниться…

Она молчит, движения ножа замедлились.

– Знаешь, последняя пара дней, проведенных здесь, заставили меня иначе взглянуть на многое. На себя. Мне было трудно после ограбления. Я не знал, как реагировать, как помочь вам с Хейден. Мне кажется, я вел себя совсем не так, как когда мы только познакомились. Совсем не как тот человек…