– Абсолютно верно, – подтвердила я.

– Он… о… не помню, – забубнила она, – я вроде… забыла!

Наташа бросила недоеденный кусок и схватила салфетку.

– Ой, тошнит! Сейчас меня вырвет!

Зажав рукой рот, Наташа со скоростью испуганной ящерицы вскочила и ринулась вон из пиццерии. Я не ожидала от нее подобной прыти и поэтому слегка замешкалась. До сего момента Наташа передвигалась медленно, говорила вяло и вела себя, словно затюканный авторитарными родителями ребенок. Но сейчас улетела со скоростью торнадо.

Когда я выбежала из кафе, Груздевой и след простыл. Кричать на весь магазин: «Наташа» показалась мне глупым. Торговый центр большой, посреди первого этажа четыре эскалатора, от них в разные стороны ветвились коридоры.

– Сумку забыли, – сказала официантка, выходя следом за мной, – держите!

Я машинально взяла жуткую, грязную торбу Груздевой. Внутри что-то лежало.

Затем спросила:

– Где здесь туалет?

Подавальщица принялась беспорядочно тыкать руками в разные стороны.

– Везде! Внизу, наверное, их штук шесть или семь.

Я огляделась вокруг и пошла к выходу. Бесполезно разыскивать Наташу. Что случилось? Ее напугал мой вопрос про подвал? Отчего несчастной стало плохо с желудком? От большого количества поглощенного сладкого или от внезапно накатившего ужаса?

В полнейшем недоумении я добрела до машины, села за руль и заглянула в ее сумку. Издали она казалась пустой, а если вспомнить, что Ната собиралась за картошкой, то и должна быть таковой. Но внутри бесформенной, сильно потертой торбы из гобеленовой ткани обнаружился сверток из газеты.

Я, поколебавшись секунду, развернула ее и увидела пластиковые тапочки – наиболее дешевый вариант из представленных в продаже. Кстати, почти совсем новые, похоже, их надевали раза два-три. Пару секунд я обозревала находку, потом вынула мобильный и набрала номер Катюши.

Лучшая подруга выслушала мой рассказ и спокойно сказала:

– Мало что помню из курса психиатрии, а психологию, когда я училась, врачам не преподавали. Запиши телефон Якова Антонова, он тебе с удовольствием даст консультацию.

Я вбила цифры в телефон и тут же воспользовалась им. Антонов выслушал мой рассказ и сказал:

– Поставить диагноз заочно невозможно. Лучше привести женщин в клинику.

– Просто намекните, о чем может свидетельствовать ее поведение, – взмолилась я. – Почему Наташа то подавлена, то истерически взвинчена?

– При всем уважении к вам, не могу понять на расстоянии, что с этим человеком, – уперся Антонов, – биполярное расстройство, истерия, депрессия…

– Почему она испугалась, когда разговор зашел о подвале? – не успокаивалась я.

Яков начал сердиться.

– У психотерапевтов уходят месяцы на выяснение причин проблемы, а вы хотите мгновенного диагноза!

Я решила подкатиться к доктору с другой стороны.

– По какой причине человек может избегать обсуждения какой-то темы?

Антонов издал тяжелый вздох:

– Ее запирали в подвале в качестве наказания. Или насиловали там! В детстве с девочкой произошла трагедия, на нее напали крысы. Она увидела фильм, где женщины живут в подземелье. В подростковом возрасте занималась мастурбацией среди припасов и была поймана мамой. Хватит или продолжить? У каждого свои причины и свои истории.

– А что вы скажете про женщину, которая идет за картошкой, прихватив с собой домашние тапочки?

– Не могу ставить диагноз по телефону! – ответил Яков. – Это непрофессионально.

– А если просто по-человечески? – заныла я. – Не как врач. Наташа нормальная?

– Давайте сначала определим, какой смысл вы вкладываете в термин «нормальная», – уточнил Антонов. – Стопроцентно психически здоровых людей нет. Ваша Наташа, вероятно, жертва насилия.

– Сексуального? – испугалась я.

– Насилие бывает разным, – спокойно ответил врач, – часто его совершают из благих намерений. Мать, которая лупит ремнем сына за двойки, демонстрирует откровенное издевательство над личностью ребенка. Да, она хочет, как лучше, но никто не может предвидеть последствий ее поведения. Малыш может вырасти полноценным членом общества или преступником со склонностью к садизму. Но и в том и в другом случае он всегда будет зависим от чужого мнения. Физическое наказание в детстве формирует множество комплексов. Нормальный мужчина будет доказывать миру, какой он хороший, и ждать извне похвалы за свое поведение. А криминальный тип станет, наоборот, давить в себе примерного мальчика, вырываться из навязанной матерью линии поведения, назло ей совершать гадости. Но, принимая или отталкивая общественное мнение, он все равно будет от него зависеть, никогда не станет свободным, не сможет правильно развиваться. Думаю, у вашей Наталии излишне авторитарные отец, мать и старшие братья-сестры. Женщина сломана, она подчиняется силе. Не хотела идти в кафе, но вы настояли, и спутница покорилась. А вспышка истерики, которую она закатила ранее, похоже, свидетельствует о том, что Наташа недовольна собой, но не осознает этого. С ней надо работать, она может быть опасна.

– Опасна? – поразилась я. – Наташа мухи не обидит, она боится эклер съесть!

– Однако в какой-то момент накинулась на сладкое, – возразил Антонов, – и, забыв о робости, потребовала торт. Наташу втоптали в грязь, но у нее задатки сильной личности, и рано или поздно она проснется. Последствия могут стать непредсказуемыми. Тапочки в пакете плохой симптом.

– Почему? – заинтересовалась я.

– Когда мы берем с собой эти вещи? – спросил Яков и сам же ответил. – В момент отъезда из дома. Значит, Наташа подспудно мечтает уйти оттуда, но не может. Нет денег. Работы. Ей страшно. Разум шепчет: «Не рыпайся. Сиди там, где дают кусок хлеба и крышу над головой». А подсознание бунтует, у него свой резон: «Убегай, тут жизни нет». Знаете, что бывает, если сталкиваются два атмосферных циклона? Один с очень высоким, а другой с аномально низким давлением?

– Начинается ураган, – ответила я.

– Вот поэтому я сказал, что Наташа представляет потенциальную опасность, – подхватил Яков.

– В тихом омуте черти водятся, – вздохнула я.

– Порой в стоячей воде обитает Годзилла, – продолжал Яков, но тут же осекся, помолчал и добавил: – Сейчас я не даю консультацию. Диагноз по телефону не ставят, ссылаться на мое заключение нельзя, оно обывательское, не профессиональное.

– Я вообще вам не звонила, – успокоила я врача и положила трубку на сиденье.

Вернувшись на базу, я по громким звукам музыки, доносившимся из пристройки, поняла, что очередная репетиция в разгаре, и пошла на кухню. Там около плиты неожиданно обнаружился Антон, который мне несказанно обрадовался:

– Лампа, вы сейчас заняты?