Зигфрид сказал, прижимая к груди рог:

– Да и, гм, репутация девственника…

Я нахмурился, сказал Рихтеру сварливо:

– Сэр Зигфрид прав. Какому мужчине нравится, когда принимают за девственника?

Коня повели в стойло, появился отец Ульфилла, победно воздел крест и завопил истошным голосом прирожденного оратора:

– Это я окропил его святой водой!.. И это исчадие дияволово превратилось в простого коня!.. А так пришлось бы сжечь на огне, как надлежит со всеми, что пользуется благоволением Врага рода человеческого…

Он выразительно посмотрел на мои ноги, словно надеялся увидеть раздвоенные копыта сквозь сапоги прекрасной выделки. Я нахмурился, сказал громко:

– Все-все, цирк закончен, хоть главный клоун как раз появился!.. Всем по местам, дважды повторять не буду.

Народ благоразумно рассеялся, никакой лорд не потерпит, чтобы столько челяди болталось во дворе без работы. Конюхи с конем скрылись, отец Ульфилла ожег меня злым взглядом, повернулся и степенно удалился в церковь. Рихтер поклонился и тоже начал пятиться, я остановил его вельможным жестом.

– Погоди. Что насчет заградительной полосы заклятий в подземелье? Установил?.. Мне надо, чтобы всех нарушителей границы в клочья без всяких там прав человека.

Он побледнел и переспросил блеющим голосом:

– В клочья?

– Можно в туман, – сказал я небрежно. – Или в лепестки розы, если ты буддист… в душе. Я прагматик, как все олигархи. Мне важно, чтобы граница на замке, а враги исчезли. А как – неважно. Я не такой уж и общечеловек в душе, как с виду.

Он огляделся по сторонам, но никто не придет на помощь, лицо стало несчастным. Уже пожалел, что выскочил, польстившись на приманку, промямлил:

– Я вообще-то сделал все, чтобы снизу никто не проник… Все нужные заклятия, все нерушимые и уникальные… Увы, увы…

– Что случилось?

– Ваша милость, не гневайтесь…

– Давай, рассказывай.

– Мои заклятия нерушимы для любых смертных и даже для магов. Однако, простите, против священников мы почти бессильны. Отец Ульфилла тоже спускался в подземелья…

Я ощутил неладное, спросил резко:

– Что он там делал?

– Он… все порушил.

– Что?

– Все мои заклятия, – ответил Рихтер опечаленно, – потеряли силу.

Я раздраженно огляделся. Во дворе по-прежнему пусто, только Гунтер вывел на дальний край лучников, устанавливают мишени. Гунтер поглядывал в мою сторону, и едва я сделал ему знак приблизиться, прибежал тяжелой рысью, придерживая подпрыгивающий на поясе короткий меч.

– Да, ваша милость!

– Пошли кого-нибудь за отцом Ульфиллой, – сказал я. – Но только пусть пригласят, а не тащат за шиворот, как вы привыкли обращаться с духовными лицами. И не надо святого отца колоть сзади пикой, чтобы бежал быстрее, хотя, признаю, это потешно. Эх, вам бы еще банановые корки… Или тортами пошвыряться…

Гунтер сказал бодро:

– Я сам приведу. Он здесь, в церкви.

Я обернулся к Рихтеру:

– Но после того, как отец Ульфилла изломал твои магические ловушки и заборы… он что-то делал?

Рихтер пренебрежительно поморщился.

– Что может этот тупой и грубый человек?.. Бормотал, брызгал водицей, снова бормотал. Я не жду от него толку. Дело священников – спасать души, а обезопасить тела – лучше умеют маги.

Отца Ульфиллу если и разыскивали недолго, то явно будили не слишком деликатно. Когда он явился в сопровождении Гунтера, вид у него был усталым, лицо помятое, будто только что собрался соснуть, а ему не дали.

– Патер, – сказал я со всей почтительностью, – но некоторым агентурным данным, хоть и непроверенным, можно ожидать повторения атаки нечисти. Вы какие-то меры приняли?

Он кивнул, глаза с неприязнью окинули меня с головы до ног. Понятно, если бы я зарос, не стриг волосы и ногти, не мылся бы хотя бы пару лет, как делают христианские подвижники, то показался бы ему куда угоднее и благочестивее.

– Да, – ответил он коротко, не в силах назвать меня «сын мой», – я со всей несокрушимой верой в сердце обошел все выходы из подземелья, обошел двор и вообще везде окропил святой водой, прочел молитвы, окурил святым ладаном и велел дворне возжечь свечи и обратить свои сердца к Господу. Это тройная защита, сэр Ричард. Никакая нечистая сила не проломит!

Гунтер вздохнул с великим облегчением, верит священнику безоговорочно, а вера, как известно, двигает горами. Вон как Магомет двигал ими туды-сюды, туды-сюды.

– Лады, – ответил я после паузы, – будем считать вас, патер, ответственным за оборону супротив нечисти.

Он посмотрел на меня исподлобья.

– На все воля Господа, но ни один пособник Сатаны не должен проникнуть через входы, запечатанные именем святого Михаила и архангела Гавриила!..

Я подумал, что между «не проникнет» и «не должен проникнуть» щель шириной с Дарданеллы, но смолчал, обернулся к Гунтеру.

– Вели подать рассолу… да побольше-побольше. День только начинается, а у меня в голове такое…

– Да, – поддакнул Гунтер, – Бог дал день, а дьявол – работу. Но, может быть…

Он замялся, я спросил:

– Что?

– Не лучше ли вина? – спросил он. – Как обычно?

– Если похмелье не лечить, – пояснил я, – оно проходит за один день. Если лечить – за десять…

Он исчез, я посмотрел вслед с мыслью, что потому и клянем дьявола, что работать не любим. В райском саду жили на халяву, там даже штаны были не обязательны.

В покоях я с наслаждением содрал с плеч доспехи, все железо с металлическим грохотом обрушилось на пол. Одно из преимуществ рыцарства, что оруженосец либо сам подберет все и приведет в порядок, либо проследит, чтобы это сделали слуги. Во всяком случае я не забочусь насчет доспехов: стоит возжелать их одеть или даже надеть – сразу оказываются предо мной вычищенные, надраенные, ремни смазаны маслом, а потертые заменены новыми.

В комнате, которую приспособил под кабинет, я стащил сапоги, швырнул в огобелененную стену. Голые ступни тонут по щиколотку в мягкой шкуре с длинным мехом, из окна льется золотистый свет, из-за него вся комната выглядит погруженной в полумрак.

На отдельном столике лежит, свесив крылья до полу, дивная птица, зовомая хробойлом. Голову тоже свесила, я потрогал пальцем, качнулась, как маятник. Мертвая, как я слышал, должна вроде бы застывать. А эта либо не мертвая, либо… резиновая.

– Ничего, – проговорил я, – и до тебя доберемся. Вот только-только разгребусь…

Блеснул плазменный свет, комната вспыхнула таким ярким огнем, что даже солнечный луч исчез, растворившись в море огня. Я зажмурился от неожиданности, но и через опущенные веки узнал призрачную фигуру.