Риз подошел, чтобы поцеловать меня, и толпе это понравилось. Он вытер слезы с моего лица, обхватил его ладонями и поцеловал, когда крики стали громче. Мой плач сделал момент еще более драматичным, давая зрителям именно то, чего они хотели. Давая Ризу то, чего он хотел. И это было шоу, где он был звездой. Лучший парень из всех парней. Мы нежно поцеловались, и мои слезы растаяли на его лице. Потом мы обнялись и крепко прижались друг к другу, буквально дрожа в объятиях.

– Я действительно люблю тебя, Амели, – сказал он снова, на этот раз только мне на ухо.

Гортанный всхлип прокладывал свой путь вверх по моему горлу.

– Я тоже тебя люблю.

Я любила, правда.

И до сих пор люблю.

Он привел меня для еще одного идеального поцелуя перед множеством наших не очень близких друзей, прижался своим лбом к моему, прошептал: «Я люблю тебя» снова, а затем вернулся к микрофону.

– Вы все это слышали? – спросил он у толпы. – Она сказала это в ответ!

Еще больше аплодисментов. Наверное, так могло случиться в кино. Кроме всех соплей, которые лились из меня. Люди не склонны распускать нюни в романтических сценах на экране.

– И, просто чтобы закончить это… Амели, я написал песню. Для тебя.

Ты ударил по своей акустической гитаре и начал петь.

Он пел очень хорошо, ну, или мне все именно так запомнилось. Да и вряд ли та, для которой написана песня, может возникать с комментариями вроде «Эй, Риз, ты тут не попал в ноту, надо было брать выше!». Я плакала от радости всю песню и могу с уверенностью сказать, что это самая романтичная вещь, которая когда-либо случалась со мной. В тот момент я действительно искренне верила, что он – тот самый. Поверила его песне. Поверила его «я люблю тебя». Верила, что буду его единственной.

Все вежливо захлопали, когда Риз закончил, и он опять подбежал ко мне. Несмотря на то что я была на седьмом небе от счастья и любви к нему, быстро оборвала наш поцелуй, вспомнив о родителях в зале.

Звукооператор включил фоновую музыку. Ошеломленные, мы подняли глаза и увидели, что большая часть публики рассеялась. Люди толпились вокруг, стояли в очереди к бару, выходили подышать воздухом перед началом большого концерта. Только несколько преданных фанатов остались впереди.

«Я люблю тебя» взорвало бомбу страсти между нами, и мы снова поцеловались, как только оказались за кулисами. Риз прижал меня к стене. Мне хотелось слиться с ним кожей, прижаться, пока не отпечатаюсь в нем.

– О, вот теперь ты целуешь меня как следует, – заметил он. – В отличие от твоих прежних робких поцелуйчиков.

В конце концов нас прервал крик Майка: «Снимите себе комнату!» Мы отстранились и увидели, как он улыбается.

– Чувак, ты это провернул, – сказал он Ризу, торжественно давая ему пять.

– Майк позволил мне прорваться на сцену, – объяснил Риз.

Тот ударил себя кулаком в грудь.

– Что тут скажешь? Я романтик. Так что… – Он повернулся ко мне. – Ты любишь его?

Я кивнула, чувствуя, что слезы снова грозят пролиться.

– Ну, это просто прекрасно. Держитесь за это, ребята. Никогда не принимайте любовь как должное. Кстати, отличное было выступление, – добавил он, хлопая и меня по ладони.

Я была не просто на седьмом небе, когда мы возвращались в мою гримерную. Это были десятые, сотые, миллионные небеса… небесный пентхаус! У моего облака был вид на весь город и еще тропический душ в ванной комнате.

Мы отступили к двери, целуясь так, словно это было запрещено законом. От восторга у меня закружилась голова. Приходилось все время отстраняться от него, чтобы запрокинуть голову от смеха.

– Что тут смешного? – все спрашивал Риз.

– Ничего. Я просто люблю тебя.

– И я люблю тебя.

– Нет, я действительно люблю тебя.

Его улыбка. Боже, эта усмешка…

– И я действительно люблю тебя.

– Это странно. Мы едва знаем друг друга, – сказала я.

– Когда приходит любовь, все остальное становится неважным.

Мы повторяли это друг другу снова и снова. Слезы опять выступили у меня на глазах, и Риз расхохотался.

– Неужели моя песня была так плоха? – спросил он, и я тоже рассмеялась. – Серьезно? – настаивал он. – Тебе понравилась композиция аккордов? Я думаю, что второй стих нуждается в доработке, но у меня не было времени, чтобы улучшить его. Сама идея появилась у меня только вчера.

Между поцелуями он рассказал мне все о том, как он это сделал и как Роб снял это для YouTube.

– О боже, пожалуйста, не дай ему загрузить это видео, – простонала я. – Я же умру от смущения. – А еще меня охватила паника, что Алфи это увидит.

Его лицо посуровело, хотя это было едва заметно.

– Ты стесняешься меня?

– Что? Нет! – с силой помотала я головой. – Знаешь же, просто стесняюсь. Разве это не может остаться только нашим моментом?

– Ты не стесняешься. Мы только что пели в зале, полном людей.

– Да, но это почти убило меня.

Раздался стук в дверь, прервавший то, что казалось началом ссоры. Наш первый спор. Мне вдруг стало плохо, словно вернулся страх сцены.

Не расстраивай его. Почему ты его расстроила? Не испорти такую чудесную ночь. Да что с тобой такое?

– Да? – отозвалась я.

В дверях послышался йоркширский акцент отца:

– Это твои гордые родители! Мы здесь, чтобы, несомненно, прервать ваши обжимания. – Он даже не стал дожидаться, пока я скажу: «Войдите», а просто вошел вместе с мамой, сжимая в руках букет желтых роз.

– Мама! Папа! – Я подбежала, и они заключили меня в объятия.

– Я так горжусь тобой, малышка. Так горжусь! Я все время говорил всем, что ты моя дочь. Некоторые из них учатся с тобой в колледже.

Я разорвала объятия и прикрыла рукой лицо.

– О боже, это меня совсем не смущает! Абсолютно нет, ага.

Мама скрестила руки на груди и улыбнулась.

– Эй, я вынашивала тебя девять месяцев, а потом вытолкнула из своего тела. Было больно. Поэтому мне позволено смущать тебя когда угодно.

Папа заметил Риза за моей спиной.

– А ты, должно быть, Риз, – сказал он, проходя мимо меня, чтобы поздороваться. Он вел себя нормально, учитывая, что я только вчера вечером раскрыла существование своего парня, быстро сказав: «Итак, у меня здесь новый парень по имени Риз. Он очень милый, играет в группе, и я очень счастлива и не хочу говорить об этом».