Продолжим. До сего дня Т. был тем, что называют «силой природы». Сложения он был такого могучего, что кое-кто в его присутствии невольно пригибал голову. Т. всегда и во всем поступал по своему разумению. Брал, что хотел. Никогда не ждал. Не видел дальше собственного носа и ничего не планировал наперед. Сомнения его не посещали. Да и Нет — вот два ответа, которые были ведомы Т., он ни разу не произносил «да», подразумевая «нет», и не мучился невозможностью сказать «нет» из-за того, что с языка готово было слететь «да». Т. смеялся над чувствительными людьми. Слезные железы Т. саморегулировались, и он никогда не задумывался о механизме их действия. Лучше бы задумался. Лучше бы изучил его, пока он был в рабочем состоянии, потому что теперь начались «утечки», и происходят они очень некстати. Безо всяких на то причин. Т. сидит на скамейке в парке, в этом смысле все осталось без перемен. Но кое-что изменилось: к Т. со всех сторон стекаются животные, да, именно это и происходит, их к нему тянет, как магнитом. Собаки подходят, виляя хвостом, так, словно Т. припрятал в кармане антрекот. Черт побери. В карманах у Т. нет ничего съедобного, но на этом свете нет существа прилипчивей собаки, решившей вас обнюхать. Самые большие надоеды — собаки, «втершиеся» к вам в промежность, к тому же псы не разбираются в ругательствах. Преданный, не замутненный сомнениями взгляд и нежный язык, решивший облизать вас, и вот вы уже «поплыли».

Обычно хвостатое отродье держалось на почтительном расстоянии от Т., причем без малейших усилий с его стороны. Они просто обходили стороной скамейку, на которой он сидел. Лет, скажем, пять назад ни одна собака не посмела бы лизнуть руку Т. Без его позволения ни один пес даже ботинок его не стал бы нюхать. Т. был наделен природной властностью. В прежние времена маленькие карапузы, только-только научившиеся ходить, не брали приступом его скамейку, а мамаши и няньки не присаживались без церемоний рядом — с печеньем и погремушками, — чтобы поболтать. Т. может хмуриться, молчать, копить злобу, грубить — собаки, дети и няни не обращают на все это никакого внимания. Малыши карабкаются на скамейку, их рожицы сияют, и Т. падает в заросли калужницы. Ему кажется, что произошла ошибка в распределении ролей, когда незнакомые дамы оставляют на него своих детей, чтобы сбегать в магазин или отлучиться ненадолго по делам. Т. охватывает глухой ужас. Дети беснуются и кричат, а все проходящие мимо особи женского рода смотрят на него с нежностью.

Ну все, довольно. Возвращаемся в реальный мир. В реальном мире есть Эфина, которая ждет и не ждет Т. Эфина занимается своими делами, как любая уважающая себя женщина, которой необходимо чем-то занять свои мысли. Эфина выгуливает пса, а иногда и приятеля своего пса, чтобы тот не грустил. Во время уборки она то и дело находит между диванными подушками волосок. Короткий и белый, напоминающий шерсть из гривы вымирающего животного. Вряд ли это волос Т. Жизнь сблизила их, но потом оттолкнула каждого в свою сторону. Т. — к огромным неуклюжим гиппопотамам, которые лежат в тенистых затонах, шумно вздыхают, выдувая из ноздрей назойливых мух. Эфину — в асфальтовые джунгли, где раз в неделю метут и моют улицы, где в небе над головой летают птицы, где люди в домах задумываются, глядя в пустоту, а у ножек мебели образуются клубочки пыли.

Эфина собирается устроить генеральную уборку на чердаке, находит стопку театральных журналов и решает перелистать их, прежде чем выбросить. Вот фотографии известных театральных актеров. Номеру всего несколько лет. Интересно, есть ли здесь имя Т? Ага, вот оно. В разделе под названием «Старая Гвардия».

Эфина больше не виделась с Т. и, кстати, больше о нем не думала, а если мысль о нем и приходила в голову, она с раздражением гнала ее прочь. С какой стати этот человек снова лезет к ней в голову? Конечно, если бы он явился к ней мытый-бритый, с цветком в бутоньерке, букетом красных роз и признанием на устах. Если бы Т. пришел и, сделав губки бантиком, поклялся, что не мог ее забыть, да еще снова стал бы при этом молодым атлетом. Да, Эфина, пожалуй, могла бы рассмотреть вопрос. Позвони кто-нибудь в дверь и окажись это Т., сердце Эфины всколыхнулось бы, это уж как пить дать. Если бы его сердце умело быть прозорливым и иметь ясные устремления, вместо того чтобы совершать одну ошибку за другой. Увы, сердце Эфины устроено очень странно и то и дело увлекается самыми разными людьми. Оно бывает слепым и неосмотрительным, что вредно для любого сердца, сердце должно быть невозмутимым и рассудительным, а вместо этого. Вместо этого Эфина видит пожар в пламени спички. Спичка догорит, и у Эфины в руке останется древесный уголек. Сердце Эфины гораздо на выдумки. Оно превращает оборванцев в принцев. Друзей — в любовников. Бродяг — в респектабельных господ, а воров — в настоящих мужчин. Сердце Эфины путает чувства и имеет несчастную склонность не делать различий между любовью и жалостью. Можно даже задаться вопросом, способно ли сердце Эфины любить, но прежде, чем это сделать, стоит заранее приискать надежное укрытие.

Эфина никогда не бывает довольна, но это не ее вина. Ничто не способно удовлетворить ее. Ни друзья. Ни работа. Ни собака. Пес состарился. Эфина не думала, что среди собак встречаются старики. Все собаки до Пюка погибли из-за несчастного случая или умерли от болезни. Но Пюк упрямец, он явно решил стать долгожителем. По лестнице Пюк поднимается медленно. Не играет в парке. Ложится на землю под скамейкой и лежит. Не может почесать спину, и Эфина вынуждена помогать ему. Медлительность Пюка беспокоит Эфину. Во время прогулки он часто надолго замирает и как будто погружается в какие-то особые, собачьи размышления. «Не зависай в пустоте», — журит Пюка Эфина, сохранившая остатки былой красоты. От долгого стояния на месте у нее затекают ноги. Пюк не реагирует — даже не смотрит на хозяйку. Глаза у Пюка стали еще больше и выразительней, только они, пожалуй, еще и живы на унылой морде. Если присмотреться, замечаешь морщины под добрыми карими глазами, так что Пюк теперь похож на обезьяну. В свете всего этого, если Пюк решит уйти на покой или в мир иной, возразить будет нечего, и Эфина понимает, что скоро будет гулять в парке одна. А возвращение в пустую квартиру станет печальнейшим моментом: никто не откликнется на зов и она, спохватившись, беспомощно и печально прикроет ладонью рот.

Друзья Эфины наблюдают за всем этим со стороны — отстраненно, так сказать, — и потому позволяют себе давать ей советы. Они упоминают некий укол, рассуждают о собачьей жизни. Что есть жизнь собаки, как не веселые прогулки по солнышку? Или под дождем. Главное удовольствие для пса — бежать, деловито принюхиваясь, и выискивать всяческие соблазнительные запахи. Собаке должно быть хорошо в собственном теле, потому что мозги ей не очень-то нужны. Во что превращается жизнь любого пса, когда он теряет форму? Становится инвалидом или — хуже того — паралитиком. Разве можно оставаться полноценной собакой, если едва ползаешь? Если страдаешь от ревматизма. А сердце перестало весело качать кровь. Ну и, наконец, как оставаться полноценным представителем собачьего рода, если не можешь насладиться куском мяса и сорваться с катушек из-за маленькой хорошенькой сучки? Друзья заранее знают ответ — вопросы ведь риторические! — и сообщают его Эфине. Нет, при всех этих обстоятельствах быть собакой невозможно. Перейдя некую грань, становишься развалиной, а кому охота водить на поводке пса-рамолика? Неужто Эфина хочет сама созерцать это зрелище и доставлять огорчение другим собачникам? Если так, пусть продолжает в том же духе. Но если она хочет проявить уважение к своему песику и доказать ему свою любовь. Если так, остается одно: придет компетентный человек и усыпит собаку — та будет только благодарна. Эфина не знает, на что решиться. Пюк, конечно, доставляет много хлопот. Поводок больше не нужен, она носит его по лестнице на руках. Пес пользуется этим, чтобы облизать хозяйке лицо, и обоих это устраивает. Друзья дают Эфине номер телефона ветеринара. Бумажка лежит на столе, притягивая взгляд Эфины.