Народу в зале полно, так что времени на спящего у официанток нет. Но он заваливается на бок, нужно его поднять, чтобы не упал на пол. Мужчина крупный, так что сделать это можно только вдвоем. Старик-официант и девушка принимаются за дело, зрелище выходит презабавнейшее. Они берут его под руки и на счет раз-два сажают прямо. Ноги у него разъезжаются, он клонится вперед. Они придвигают стол вплотную к животу спящего, но тут его голова падает на грудь. Да что же это такое, бормочет официантка, убирая подушку из-под его затылка. Осторожно, говорит старик, и они подкладывают ладони ему под лоб, чтобы он не треснулся об стол, не поранился и не перепугал клиентов. Надо же было так набраться, качает головой официант, повидавший на своем веку немало пьяниц. Пальцы официанта и официантки сплелись на лбу Т. Они опускают его большую голову на стол — осторожно, но без излишней нежности, потому что торопятся вернуться к работе. Официантка берет руку Т. и подкладывает ему под щеку, слегка подвинув голову. Официант делает то же с другой рукой. Они убеждаются, что его ноги стоят прямо и надежно, и ничего не случится, и никто потом не скажет, что клиент поранился из-за них. Впрочем, вряд ли такое случится — в зале полно свидетелей. Посетители находят, что это чистое безобразие: если человек сидит в бистро за столиком, уронив голову на руки, он, скорее всего, болен.

Вечер выдался спокойный. Всякий раз, проходя мимо столика спящего, официантка заглядывает в лежащее на руках лицо. Не похоже, что Т. намерен проснуться. Его веки прикрыты не до самого конца, так что, если встать прямо перед ним, можно увидеть краешек зрачка. Так он спит или нет? — спрашивает официантка, и посетители встают, чтобы заглянуть в щелочку и высказать свое мнение. Он спит. Притворяется. Не спит. Умер. Старый официант касается указательным пальцем шеи спящего, находит сонную артерию. Он жив. Официантка тоже трогает мизинцем артерию. Официантка ничего не чувствует. Сердце вроде бы не бьется. Но он теплый, Т. Она приподнимает ему веко, видит пустой мутный белок. У него голубые глаза, говорит официантка, и любопытные подходят взглянуть. Официанты все чаще смотрят на часы — близится час закрытия. Входят припозднившиеся подвыпившие клиенты, их тут же призывают к порядку — мсье спит. Никто не знает, что с ним делать. Один официант предлагает призвать на помощь нескольких посетителей покрепче, вынести мсье из бистро и положить на тротуар — пусть проспится. Официантка не уверена, что Т. пьян. Он здесь с самого утра. И что с того? — возражает официант, знававший не одного коматозника. Он видел людей в этом состоянии, их легко было принять за мертвецов. Официантка думает, что следует вызвать полицию. Ей приходит в голову мысль — странно, что никто раньше не додумался, — обыскать карманы спящего и достать бумажник. В накладных карманах его нет. Официант сует руку во внутренний нагрудный карман. Он чувствует некоторое смущение, это из-за волос на коже. Он инстинктивно отдергивает руку. Бедняга под плащом совсем голый, и официант чувствует себя насильником, собирающимся совершить противоправное действие, ограбить труп. Беззащитное существо. Официант вслух называет свои действия. Я ищу его бумажник, объясняет он завсегдатаям, клюющим носом над последним стаканчиком. Я просто хочу узнать имя, бросает он клиентам, которые и своих-то имен сейчас не помнят. Что-то есть, сообщает он, морща нос. Официантка высказывает надежду, что в бумажнике окажется номер телефона и можно будет позвонить жене. Бедняжка, должно быть, сильно тревожится. Официантка заметила врезавшееся в палец обручальное кольцо. Официант вытаскивает паспорт. Потрепанный. Очень потрепанный и старого образца. Они открывают документ. Читают имя. Этого типа зовут Т. Имя переходит из уст в уста, становится известно даже самым пьяным посетителям, но никому ничего не говорит.

Некоторые встают, чтобы взглянуть на покойника. Т., произносят они, рассматривая его львиную гриву. Официант держит Т. за волосы и слегка поворачивает голову из стороны в сторону. Официантка, не отказавшаяся от мысли предупредить безутешную супругу, нашла в кармане какой-то листок. Это театральная программка, она тоже никому ни о чем не говорит, и ее кладут на место. Мы закрываемся, объявляет официант. Официантка отделывается от назойливого клиента, только что не выталкивает его на улицу. А с этим что будем делать? — спрашивает официант, ловко орудуя шваброй. Стулья перевернуты на столы — все, кроме того, на котором храпит Т. Вызовем «скорую», решает официантка, вынося помойку. В этот момент Т. оживает. Он двигает губами, что-то бормочет. Его руки дергаются, пальцы дрожат. Он шевелится, говорит официантка. Пускает слюну, замечает официант, отставляя швабру. Я задыхаюсь, говорит Т., но они его не слышат. Нужно вызвать «скорую», но ни официант, ни официантка этого не делают. Они смотрят, как Т. задыхается. Человек умирает не сразу, не вдруг. Хрип. Пауза. Еще один хрип. Ужасно. Официантка идет звонить и возвращается с тряпкой. Хрип. Пауза. Конец? Нет, все продолжается. А он упрямый, говорит официант. Цепляется за жизнь, отвечает официантка. Хрип. Долгая пауза. Да, долгая. Долгая. Он еще жив? Наверняка. Да нет. Пауза длится бесконечно. Это уже не пауза. Пауза превращается в вечность, становится воротами в мир иной.

Человек отправляется на кладбище. Под мышкой у него портфель, в руке — свернутые в трубку страницы. Он сидит в автобусе, читает в тишине, шевеля губами, и смотрит в окно. Он как будто не замечает других пассажиров переполненного автобуса.

Человек проходит в ворота кладбища. Их недавно покрасили, вход для мертвых теперь зеленого цвета. С другой стороны через ворота выходят живые. Как удачно, что Т. покинул этот мир в июле. Люди умирают и зимой, а вот Т. уходит через ярко освещенную дверь. Огни зажжены, и все его видят. Светило в зените. В гнездах полно птенцов. Кусты разрастаются. Поля колосятся. Т. покидает мир в пору жатвы. Он держит косу. Он уподобился зерну на полях. Он уходит в блеске славы. Именно так выходят на поклоны в театре.

Этот человек знает театр. Он в нем живет. Театр — невидимый дом, он носит его на спине, как горб. Он взял его с собой на кладбище, где собирается продолжить игру. Могилу легко отыскать. Венки засыхают, их очень много. Т. не сомневался, что на его похоронах будет полно цветов. Человек шагает по букетам. Он стоит на могиле. Солнце освещает его макушку. На ней растут волосы, чем хозяин очень гордится: этот череп не облысел, столетия над ним не властны. Все остальное тоже неплохо сохранилось, у него загорелое выразительное лицо, он откашливается и начинает декламировать. Легкий ветерок колышет кроны деревьев. Он читает, обращаясь к тому, что зарыто там, внизу. Он спрашивает и отвечает — торопливо, как кюре на мессе. За крестами молодая женщина поливает цветы, слушает и смотрит.

Другая женщина, не молодая, но и не старая, стоит недалеко от могилы. Она не хотела останавливаться, но ноги сами привели ее от автобуса к зеленым воротам. Она не хотела приходить, но ее мозг подсказал, что могильщики, и подруги, и дети наверняка давно разошлись. Ей никто не был нужен, но она прочла статью в газете, и ноги сами принесли ее к пирамиде венков, рядом размахивал руками человек, похожий на актера, которого она когда-то видела на сцене. Памятник еще не поставили. На деревянном кресте написано имя. Женщина подходит ближе — просто так, из любопытства. Ей становится интересно, и она задерживается. Человек делает ей знак, показывая на могилу. Здесь он должен сделать паузу. Он объясняет. Эта пьеса нескончаема. Женщина подаст ему реплику, и все быстро закончится. Женщина стоит на могиле, держа в руках свиток. Она разбирает текст. Итак, ты нас покинул, произносит мужчина. Я рядом с тобой и со всем тем, что относится к тебе, читает женщина. Деревья шелестят на ветру. Солнце заходит и уже не светит на макушку. Текст разматывается. В костюмах нет ничего оригинального. Актриса не слишком убедительна. У актера величественная осанка, в нем чувствуется мастерство. Но если вслушаться внимательней, замечаешь склонность к аффектации и монотонную интонацию. Окружающая обстановка очень натуральна. Постановка — никакая. Актриса делает, что может, но она явно несостоятельна. Трудно сказать, есть ли у нее талант. Чтобы это определить, нужно, чтобы она расслабилась. Кроме того, у нее слишком слабый голос. Птичье щебетанье перекрывает ее голос. Кладбище — дом птиц.