стояла на прежнем месте. В той же самой темно-синей форме, подтянутая и улыбчивая, как стюардесса в бизнес-классе. Я к тому времени много поездил по стране и готов был поклясться, форма у наших стрелочников, дежурных и прочих работников РЖД совсем другая. А еще она смотрела точно на меня. Все четыре секунды. Но тут, возможно, дело в коньяке.

Интернет добавил мне загадок. Судя по картинкам в поисковике, на девушке была форма образца 1985 года. Селище, конечно, деревня, но вряд ли ее жители и работники станции отстали на тридцать лет.

На обратном пути я подстроил все так, чтобы коллега был трезв, активен и пялился в окно, когда мы проезжали Селище.

– Странная форма на ней, да? – спросил я, когда девушка с фонарем осталась позади.

– На ком? ― удивленно глянул коллега из-под очков.

– На девушке у будки.

– Не видел.

– Как не видел? А фонарь?

– Какой фонарь, Тимур? День на дворе!

– Ты будку видел?

– Ну.

– А еще что там было?

– Ничего. Старая будка. Семафор. Лес кругом. Партизан не видно, – хихикнул он. ― Ты что, без меня начал?

Я перевел разговор и замахнул две стопки подряд, но успокоиться не мог еще долго. Или коллега решил меня разыграть, или какая-то чертовщина творится. В чертей я не верил, а вот коллектив наш грешил не всегда адекватными шутками. Так что шутника Стаса нужно было вывести на чистую воду. Случай представился через пару месяцев, когда нас снова отправили в Северную столицу.

На подъезде к Селищу я убрал со столика бутылку и достал мобильный. На недоуменный взгляд Стаса только бросил:

– Смотри в окно.

Девушка стояла у будки в той же легкой форме, хотя за окном была осень.

– Ну? Видишь ее? – Я сделал несколько фото в спортивном режиме и только потом торжествующе посмотрел на притихшего Стаса.

– Не знаю, – ответил он озадаченно.

– Чего не знаешь?

– Не знаю, что тебе ответить.

Розыгрыш зашел слишком далеко. Я ругнулся и открыл галерею фото на телефоне. Последние шесть кадров были чуть смазаны, но позволяли все разглядеть. Желтеющую стену деревьев, мрачное небо, семафор и потрепанную жизнью будку. Все. Ни девушки, ни фонаря.

– Я видел ее! Я вижу гребаный голубой фонарь каждый раз на этом участке чуть не с детства! – заорал я так, что Стас вздрогнул.

Телефон мой полетел на пол и глухо стукнул по бордовому ковролину.

– Ну, видел и видел… хрен с ней! Доставай призовую, – фальшиво оптимистично предложил Стас и поднял телефон.

Повезло, что мой доклад был на второй день конференции, иначе контора бы мне не простила беспамятной пьянки. Стас продолжал на меня коситься, и я не удивился, когда через неделю в конторе устроили внеплановую консультацию с психологом для всего среднего звена. И на том спасибо, что в общем потоке пустили.

Милая, почти натурально сочувствующая пациентам дама-психолог выслушала меня очень внимательно. Расспросила про детские переживания и начало половой жизни, какие книги и фильмы я предпочитаю, кем вижу себя через десять лет и прочую муру. А под занавес предложила самое дельное и простое, что мне почему-то не пришло в голову: посмотреть на будку этого Селища не из окна поезда, а, так сказать, с земли.

Выделить двое суток на поездку в глушь с сомнительной целью и еще более сомнительным результатом ― это была непозволительная роскошь для меня в ту осень. Командировок в Питер не намечалось до весны, и я как-то забыл про голубой фонарь. По заключению психологини я был в прекрасной форме, жить и работать девушка с фонарем мне не мешала, ну и черт с ней.

Видимо, черт точно был с ней заодно, потому что из окна летящего на майские праздники «Сапсана» я успел заметить не только стройную фигурку в синем, но и выжидающий взгляд, и взмах рукой. Это было что-то новенькое. Девушка подавала мне сигнал!

К полному недоумению друзей я сдал обратный билет и поехал в Москву на арендованной машине. Объяснять ничего не стал. Сначала сам все пойму, а потом уже можно и рассказать кому-то. Ну, или не рассказывать.

Когда я съехал с М-11 на проселочную дорогу, было ощущение, что зашел в другую комнату и плотно закрыл за собой дверь. Цивилизация кончилась за вторым рядом деревьев, время будто споткнулось и пошло дальше, хромая. Минуя само село, я сразу поехал к железной дороге. Чем ближе она была, тем ниже опускалась стрелка спидометра. Последние пару сотен метров я прошел пешком, поеживаясь под задорным майским солнцем. Меня разрывало пополам от противоречий. С одной стороны казалось, что я делаю все правильно и сейчас откроется какая-то страшная тайна. С другой стороны возмущался здравый смысл: что я, взрослый образованный и прогрессивный атеист, тут вообще забыл?

Внутри железнодорожной будки было пыльно и пахло мышами. Похоже, смотритель, или как он сейчас называется, бывал тут крайне редко. И уж тем более помещение не вязалось с аккуратной красавицей в строгой синей форме. Ничего, напоминающего фонарь я тоже не нашел. Я даже не поленился подняться на пути, чтобы глянуть на будку с того места, где примерно находился вагон. Ничего. Только удивленные птицы и густой запах какой-то цветущей травы, от которого хочется чихать.

Здравый смысл высокомерно хмыкнул и предложил мне поискать энергетических напитков в этой дыре, а затем скорее вернуться в современный мир трассы М-11.

Сельмаг был недалеко. Обычный, даже неплохой для подобной местности. Продавщица, бойкая и круглая дочь южных окраин нашей необъятной, перепиралась из-за прилавка с классическим деревенским алкашом:

– Нормальная сайра, дядь Егор, ну че ты!

– Переваренная и пересоленная! Раньше хорошую возили. Шпроты еще были хорошие…

– И сейчас шпроты есть, ты сам не берешь!

– С ума сошла! Баночка сто восемьдесят рублей! Поллитра ощутимо дешевле…

– Вот и пей без закуски! ― обиделась продавщица и громко поставила бутылку дешевой водки на аляповатую клеенку прилавка.

Алкаш тщательно отсчитал мелочь и поставил монетки столбиком, потом так же тщательно стал разглядывать содержимое бутылки на свет.

В очереди передо мной терпеливо стояли две пожилые тетушки в одинаковых рабочих халатах, только одна была слишком ухоженная, какая-то лакированная, что ли. Будто городская начальница приехала на производство с инспекцией, а ее в магазин повели.

Я оказался прав. Та тетушка, что попроще, вполголоса ввела лакированную в курс дела:

– Это Митрич. Егор Дмитриевич, то есть. Он безобидный. Живет на соседней с цехом улице. Иногда чинит нам что-нибудь. Руки-то золотые, хоть и трясутся. Он вообще интеллигентный, инженер путей сообщения, даже награды какие-то имеет. Только несчастье с ним